- Мне не надо круче, - медленно выдавил Гольцман. - Не надо круче. Надо то, что он обещал. То, что его просили сделать. Вот это и надо. А круче пускай он для себя делает. И сам продает. Какой аванс ему заплатили?
- Пять тысяч.
- Ничего себе... По нынешним временам... И он, значит, ничего не сделал?
- Ничего.
- Точно?
- Абсолютно.
Гольцман встал и, выйдя из-за стола, прошелся по небольшому кабинету.
Он мог позволить себе гораздо более просторное и удобное помещение, но считал, что выпячивать собственное благосостояние в данный период жизни совершенно ни к чему.
Директор продюсерской фирмы "Норд" Борис Дмитриевич Гольцман давно прошел этап дорогих иномарок и роскошных офисов. Он внутренне сам усмехался над тем, как ухмылялись, не скрывая своего настроения, приезжающие к нему москвичи - коллеги по бизнесу. Правда, далеко не все позволяли себе ухмылки по поводу его, Гольцмана, "шестерки" и небольшого офиса на пятом этаже обычного питерского старого дома. Те, кто знал масштабы работы Бориса Дмитриевича, обходились без ухмылок и подшучиваний. Посмеивались молодые "молодые да ранние" - те, что не хлебнули еще всех прелестей, которые вываливает на головы новичков отечественная шоу-индустрия, те, для кого средний "Мерседес" был знаком отличия, символом причастности к настоящему, высокому обществу.
Не смеялись над Гольцманом и знакомые бандиты, среди которых было много "настоящих", авторитетных законников. Не смеялись, а, напротив, одобрительно покачивали головами и похлопывали Бориса Дмитриевича по плечу. Мол, сечет поляну Гольцман, не разменивается на мишуру и пыль в глаза не пускает. А значит, с ним по-прежнему можно и нужно иметь дело.
Кабинет директора фирмы выглядел более чем скромно. Черный стол, черный, вечно запертый на ключ шкаф у стены, черный же диван и в углу высокий, выше человеческого роста, сейф.
На столе Гольцмана всегда лежали бумаги, причем, как правило, ненужные - старые газетные вырезки, макеты прошлогодних афиш, образцы билетов на давным-давно прошедшие концерты, листы бумаги с записями, сделанными впопыхах рукой Бориса Дмитриевича, таинственные стенограммы, которые и сам он в большинстве случаев уже через час после записи не мог расшифровать.
Даже оба телефона, стоявших на его столе, были какие-то невзрачные "Панасоники" очень старой модели, давно вышедшие не то что из моды, но даже из употребления в кругах, где, как принято говорить, вращался Гольцман.
Компьютеры, факсы, принтеры, вся техника, без которой фирма не могла бы функционировать в современных условиях, особенно при том размахе, который она имела, - все это находилось в соседних помещениях, кабинет же директора дышал милой, теплой, почти советской бюрократической архаикой.
Сейчас кроме Гольцмана в кабинете находился Митя Матвеев - ведущий продюсер "Норда", принесший неприятное известие о подставе, которую устроил фирме Василек.
"Вот получит, сучара, - думал про Василька Митя, откровенно злорадствуя. - Распонтился, гнида! Воинствующая нищета... Рокер-шмокер... Художник... Сейчас Гольц его уделает... С говном смешает..."
- С говном смешаю, - остановившись напротив Мити, веско сказал Гольцман. - Художник, понтярщик...
Митя согласно кивнул.
- Набери-ка мне его номер, - сквозь зубы процедил Гольцман. - Сейчас я сам с ним поговорю.
- А его нет. - Митя развел руками.
- А где же он? - в тон ему спросил Гольцман.
- В Москву уехал. В каком-то клубе концерт ему заделали...
- Сволочь... Это его последний концерт будет.
- Еще в Минске... Через неделю. Палыч делает.
- Палыч? Я свяжусь с этим Палычем. Пусть только попробует. С говном...
Поймав Митин взгляд, Гольцман осекся.
- Афиши уже висят, Борис Дмитриевич, - сказал Митя. - Весь город заклеен.
- Ничего страшного. Мало ли что там висит... Повисит, повисит, и заклеят. Ничего страшного. У нас тоже много чего висит.
- Билеты продаются... На бабки люди влетят.
- Продаются, говоришь? А откуда ты знаешь?
- Палыч говорил. Вчера. Звонил из Минска.
Гольцман подошел к столу и пробежался толстыми пальцами по клавишам телефона.
- Але! Палыч? Привет, это я. Гольцман, да. Что? Сто лет буду жить? Чего, вспоминаешь? Ага, это хорошо. Слушай, разговор у меня к тебе есть. Там на нашего Василька билеты хорошо идут? Не очень? Слушай, давай сделаем так ты концерт сними... Да сними, сними, не ссы. Все нормально будет. Сколько у тебя продано билетов? Сотня? Две? Ну, верни бабки. Еще не поздно, нормально. С афишами ты на сколько попадаешь? Палыч, разберемся, ничего, это же не деньги. А я тебе сделаю Василька с группой, скажем, месяца через полтора. С хорошей рекламой, со всеми пирогами... Клип запустим у вас на ТВ, покрутится пару недель... На радио дадим песню-другую. Какие песни? А мы запишем. Да, на днях начнем, так что ты больше заработаешь. Палыч, подумай. А сейчас - не советую. Да нет, ничего, просто он не в форме. Да, торчит. Он вообще на днях в больницу ложится. Не знаю, не знаю, как это он к вам собирался ехать... Он бредит, наверное? Что? В Москве играет? Ну, поглядим, чего он там наиграет. Ладно, Палыч, давай подумай, я бы на твоем месте не рисковал. Все, счастливо, дорогой.
Читать дальше