Анна Князева - Сейф за картиной Коровина

Нащупав на стене очередной выключатель, она щелкнула им и задержалась у зеркала. На нее удивленно смотрела заспанная физиономия. Короткие темные волосы смешно распушились над загорелым лицом.

Приблизившись к зеркалу так близко, что кожей ощутила холод стекла, Дайнека внимательно разглядывала свое лицо, пытаясь отыскать в нем отголосок ночных видений. Но тщетно: сквозь золотистую кожу пробивался яркий румянец, указывая на отменное здоровье и неплохой аппетит к жизни; изящный, слегка вздернутый нос выражал наивысшую степень любопытства…

– Не похожа ты, Дыня, на испуганную сиротку, – вслух произнесла она и пригладила пальцем брови. Каштановые волоски в них стекались, как ручейки в реку, и эти две шелковистые «речки» были безукоризненными по форме, но удивленно приподнятыми от страха, который она испытала во сне.

О чем был тот страшный сон, решительно забылось.

Дайнека отступила от зеркала и распахнула одеяло. Она, хоть и была невысокого роста, имела стройное тело, узкие бедра, немного широковатые плечи и маленькую грудь. Но это отнюдь не портило впечатления, а наоборот, делало ее похожей на подростка, вносило во внешность пикантную остроту и придавало изысканную завершенность ее облику.

– Чучело… – буркнула она, отвернулась от зеркала и проследовала на кухню.

Холодильник ничем ее не обрадовал: упаковка засохшего хлеба и молоко. Дайнека достала стакан, привычным движением опрокинула молочный пакет, ожидая, когда иссякнет тонкая струйка. И она закончилась на половине стакана.

Отхлебнув глоток, Дайнека подтянула гирьку стареньких ходиков. Кошачьи глазки беспечно перекатывались из стороны в сторону, усы показывали время – без четверти пять.

Развернувшись, она уселась на подоконник. В окне напротив стояла женщина в розовом и, прильнув к распахнутой створке, грустно смотрела вниз.

Дайнека тоже опустила глаза. Старый московский дом каменным коробом обрамлял тесный дворик. Детская площадка с песочницей и качелями да пара скамеек, свежевыкрашенных и от того вызывающе ярких, – вот и все, что могло поместиться внутри этого урбанистического колодца. Жалкие клочки зелени отчасти оживляли безрадостное пространство, но все вокруг было серым и невыразительным.

Заметив Дайнеку, женщина вздрогнула и отшатнулась. Ее хрупкая фигурка растворилась в глубине комнаты.

Глядя на исчезающий силуэт, Дайнека вдруг вспомнила ужас, который испытала во сне. Отступившие страхи вновь овладели ею. Добежав до кровати, она нырнула под одеяло. Стараясь успокоиться, снова и снова гадала, кто была та женщина, бежавшая по таинственному саду навстречу обитавшей во мраке нечисти. Кошмар возродился в памяти до мельчайших подробностей. Дайнеку осенило: это – Предостережение. Предостережение, адресованное женщине в красном, чье имя ей пока неизвестно.

Воображение искало нужный образ, уводя в глубины сокровенных переживаний. Знакомая с детства тоска наполнила душу, и было невыносимо оставаться наедине с нахлынувшим одиночеством.

Вскочив с кровати, Дайнека натянула джинсы и, бросив в пакет пару футболок, взяла ключи от машины.

Вскоре она уже ехала в сторону отцовской дачи.

Искаженный прямоугольник солнечного света раскинулся по кровати, накрывая собой едва ли не половину ее. Горячие лучи нагревали постель, а заодно хорошенькую розовую пятку.

Не открывая глаз, Настя поджала ногу. Она уже проснулась, но вставать не хотелось. Это были мгновения сладкой дремы, когда никуда не нужно спешить. Из кухни долетал волшебный запах горячих булок. Мать Насти, Серафима Петровна, как всегда, исправно хозяйничала на даче, которая на самом деле была двухэтажным кирпичным домом. Настя круглый год жила здесь с матерью и гражданским мужем Славиком, Вячеславом Алексеевичем Дайнекой. Он в шутку называл ее «младшей женой», а в своей городской квартире, где осталась его дочь, бывал только наездами.

Перевернувшись на бок, Настя, не открывая глаз, осторожно провела ладонью по соседней подушке, убеждая себя в том, что это ей не приснилось: Славик действительно в отъезде. Впереди – целые сутки, и она начала прикидывать, как распорядиться вожделенной свободой.

Из гостиной, с первого этажа, донеслись голоса. Разговаривали две женщины, и одной из них определенно была мама, а другой…

Так и есть, приехала дочь Славика Людмила. Или, как она любила сама себя называть, Дайнека. Это был худший момент для ее появления здесь. Теперь рухнули все планы.