Галина Романова - Кинжал в постели

Нет, они не пересекались тогда. Точно не пересекались и…

– Жанка, погоди-ка, – он резко выпрямился, поправил скомкавшийся на груди пиджак. – Когда мы документы подписывали учредительные, помнишь?

– Ну!

– Серега ведь был?

– А как же!

– Но какой он тогда был?

– Как какой? Живой вообще-то! – Она раздраженно колыхнула толстым телом, сиденье стула под ней противно чвакнуло съежившейся кожаной обивкой.

– Живой, но чрезвычайно расстроенный и необычайно рассеянный. Мне кажется, он даже не понимал, что подписывает! И поэтому…

– Что? Что поэтому?

– Не надо гнать волну.

– То есть?

– Придет за своей долей прибыли, будем голову ломать. А не придет, и не нужно.

– Предлагаешь, сидеть и ждать, когда Боголюбов соизволит нанести нам визит? Ты идиот совсем, да?! Надо заранее подстраховаться, придурок!!! – Ее лицо пошло волнами, это подкожный жир под ее пористой кожей пришел в негодующее движение. – Надо заранее подстраховаться!

– Да! И как ты себе это представляешь? – огрызнулся он неуверенно.

У него, к примеру, вариантов не было. Попытаться убедить Серегу? Так он наверняка не помнит, что является одним из учредителей. Он, Михаил, буквально его рукой водил по документам, дружище еле сидел на стуле, почти с закрытыми глазами. До того ли ему было!

– Я как себе представляю? – Толстое лицо Жанны сделалось вдруг мучнисто-пепельным. – У меня только один вариант.

– Да? И какой же?

Михаил вдруг занервничал, задергался. Жанкина рожа сделалась еще более отвратительной. А взгляд еще более опасным. Он догадывался, о чем она думает. Но думать, как она, он не желает!

– Его надо убрать.

– Что-о-о??? – Он встал из-за стола, навис, стараясь быть грозным и тяжеловесным, хотя бы в физическом плане. – Ты совсем рехнулась???

– Нет, не рехнулась. Серегу надо убрать. – Жанка выпятила нижнюю губу, похожую на разъеденную кислотой губку. – Иначе он нам все испоганит. Или… Или ты готов выкатить ему пять лямов?

Он тут же рухнул на место, съежился и часто задышал.

Нет! Пять миллионов он не готов был выкатить. Ни Сереге, ни кому бы то ни было. Это же… Это же колоссальная сумма, блин! Это обнажит кое-какие направления в его бизнесе, если он выдернет эти деньги. Это крушение планов. Этого нельзя допустить.

– Что ты предлагаешь? – вякнул он, отворачиваясь, чтобы не смотреть на ненавистную морду.

– Его нужно устранить, – произнесла она мягко и нежно, будто речь шла не о человеке, а о течи в батарее.

– Каким образом? – спросил он.

Надежда все еще оставалась. Вдруг она придумала что-нибудь достойное. Что-нибудь не такое гадкое, подлое и опасное, о чем ему думалось.

– Его просто не должно быть, – таким же мелодичным, странно не похожим на ее голосом продолжила она.

– Как это?!

– Никак! Его просто не должно быть на земле. Он не должен по ней ходить!

И два ее толстых пальца прошлись по столу.

– Ты предлагаешь его убить??? – громким шепотом ахнул Михаил и тут же прикрыл рот рукой.

Страшное дело, на котором настаивала его жена и которое он настойчиво гнал от себя, обрело вполне реальные очертания, оформилось в слова и призывало теперь к действию.

– Да, дорогой. – Она растянула бескровные губы в широкой улыбке.

– Может… Может, ты снова хочешь его посадить? – зацепился он за внезапную уловку, забрезжившую в хаосе отвратительных мыслей. – Но за что?

– Я не хочу его посадить, идиот. Я хочу, чтобы его не было вообще!

– Вообще… – упавшим голосом повторил Михаил и сгорбился пуще прежнего.

– Да, вообще.

– У него нет шансов?

– У него нет, а у нас появится. Шанс на свободу, Миша! Мы никогда больше не будем бояться, что явится некто и начнет трясти наши активы, требовать отчета, требовать денег, объяснений. Никогда! Никто!

– Но…

– Никаких «но»! У него нет наследников! И даже наследников второй, третьей и четвертой очереди, я узнавала. Родственники по линии жены отсутствуют. У него их вообще не слышно и не видно. Может, где-то и обретаются, но их никто не знает. И они наверняка не знают, что их Серега когда-то куда-то вложился. И может претендовать на бабло. Не надо ссать, муженек.

Жанка выбралась из-за стола, тяжело прошагала к двери, приоткрыла ее, выглянула в приемную, удовлетворенно улыбнулась, значит, секретарши снова не было на месте. Теперь она станет мучить ее за это. Станет требовать объяснений, грозить увольнением.

А может, довольная рожа у нее оттого, что их никто не подслушивал. Пойми ее, эту жабу! Сидит себе, сидит и вдруг является и квакает! На этот раз квакнула так квакнула.