Елена Арсеньева - Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник)

— Да? — изумился Ромка. — Ну ничего, сейчас двинем обратно. Только еще чуток покатаемся.

И это все началось снова…

Тем временем всеподавляющий ужас исчез, и Алёна почувствовала, что ей нравится, отчаянно нравится это издевательство над собой, этот тренинг по изгонке бесов страха из души и тела. Вверх-вниз! И почти лечь на воду! И этот вираж, от которого перехватывает дыхание, — о, какое счастье! Это почти как танго, только круче виражи…

Но один бесенок страха все еще пищал панически где-то в желудке, и это жутко раздражало Алёну, это унижало ее в собственных глазах, а потому она прокричала в Ромкино ухо:

— Я хочу поменяться. Хочу за руль.

— Ага! — заорал он радостно. — Я же говорил, вам понравится!

И он легко соскользнул в воду, освободив Алёне место:

— Перебирайтесь вперед, только пока ничего не трогайте, никаких рукояток, лады?

— Не буду, — усмехнулась Алёна, сдвигая на лоб очки, чтобы не мешали, и только приподнялась, как Ромка восхищенно сказал:

— Ух ты, какая красивая яхта!

Алёна повернула голову.

О да… Белая яхта была прекрасна! Изящная, как акварель, и в то же время сильная, как дельфин. У самого борта на палубе стояли люди: двое мужчин в шортах и больших солнечных очках и девушка с длинными белыми развевающимися волосами, в белом парео, сползшем на бедра, и крошечном лифчике на пышной груди. Лицо ее тоже было наполовину прикрыто очками.

— Какие классные титьки… — восхищенно пробормотал Ромка, глазея на нее, но тут же спохватился и обернулся к Алёне с самой невинной улыбкой: — Я говорю, классная яхта, и название красивое, да?

— А как она называется? — без особого интереса спросила Алёна, елозя по сиденью, чтобы продвинуться вперед и с вернувшимся страхом ощущая, как качается байк.

Она бросила неосторожный взгляд на яхту, на борту которой было написано что-то неразборчиво, вроде «Uchan kalp», покачнулась — и байк накренился.

«Что я делаю, куда черт меня понес?! Надо вернуться на заднее сиденье. Пусть Ромка сам ведет!»

— «Учан калп», — ответил тем временем он. — Это по-турецки значит «Летящее сердце».

— Что? «Летящее сердце»?! — Алёна повернулась, чтобы еще раз взглянуть на яхту, вдруг нога ее скользнула, неловкое движение — и она сорвалась с байка.

Вода накрыла ее с головой, но спасательный жилет не дал глубоко погрузиться. И мигом пришло леденящее душу спокойствие, мысли прояснились. С ней однажды было такое. Давно-давно, еще в юности, когда ее звали Леной Володиной. В те времена она довольно часто бывала на Дальнем Востоке, в Хабаровске, где жили ее родственники. Однажды летом — ей тогда было лет шестнадцать или семнадцать — она поехала навестить подругу, которая работала вожатой в пионерском лагере в Переяславке. Рядом с лагерем протекала речка Кия. В тихий час, пока пионеры спали или делали вид, что спят, вожатые катались по Кие на водных велосипедах и устраивали настоящие гонки. Лена и ее подруга Лиза Слезкина со страшной скоростью крутили ногами педали и лидировали, как вдруг… Лена даже не заметила, как это произошло, кто куда излишне накренился… но вдруг велосипед перевернулся и накрыл ее. Погружаясь, она видела над собой его очертания, казавшиеся невероятно громадными. Они поднимались все выше и выше…

«Какая ерунда, — подумала Лена спокойно, — велосипед не может подниматься. Это я погружаюсь. И могу утонуть. Пора выплывать, вон туда, чуть в сторону, чтобы не удариться головой». И она спокойно вынырнула, взобралась на перевернутый велосипед и села поудобнее, отжимая волосы. Лиза и все прочие вожатые, уже изготовившиеся нырять и спасать утопленницу, смотрели на нее, разинув рты.

— Ну, русалка, у тебя нервов нет! — крикнула Лиза и заплакала от пережитого страха.

У Лены были нервы, у Алёны Дмитриевой их за жизнь набралось еще больше, целый комок, она была довольно-таки труслива и легко поддавалась панике, но точно так же легко ее опьянял риск, а в минуту последней опасности ею всегда овладевало именно это леденящее спокойствие, ее способность мыслить логически, цеплять причину за следствие обострялись так, что она потом сама диву давалась, откуда что бралось… и своим поступкам, совершенным под влиянием этого странного, почти биологически-исследовательского спокойствия, тоже дивилась. Но уже не могла остановить себя.

«Летящее сердце!» Эсэмэски, которые она случайно прочла в пятнадцатом номере. Турецкая яхта, арендованная Кирюхой. Перстень… Старик, которого она накрыла своим платком, как будто взяла его под защиту…