Елена Арсеньева - Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник)

А впрочем, его проблемы.

Алёна скользила взглядом по фотографиям на стендах, отыскивая женские лица. Радистка Зоя Перепелицына, летчица, «ночная ведьма», Ольга Шаповалова, медсестра Анна Поливанова… Рядом почти с каждым снимком военных лет находилась и фотография из мирного времени. Иногда их было несколько. Большинство военных снимков запечатлели женщин в форме, сделаны они были явно на фронте. Но Алёна предполагала, что Лизу Петропавловскую сфотографировать ни в партизанском отряде, ни в Мезенске не имелось возможности, поэтому она искала изображение девушки в цивильном платье сороковых годов. И ошиблась.

Под «шапкой» со словами «Подвиг Елизаветы Петропавловской (Григорьевой)» оказалось несколько снимков. Первым бросился в глаза портрет старика напряженного (даже можно сказать — исступленного) вида в простой рясе с наперсным православным крестом. «Наверное, это и есть тот самый отец Игнатий, о котором говорил Алекс, сравнивая его со старцем Лукой», — подумала Алёна. А на ее взгляд, на горьковского Луку священник походил не слишком — скорее на воинствующего старообрядца, такая боярыня Морозова в мужском обличье.

«Отец Игнатий Петропавловский, — гласил текст под снимком, — был родным дедом Елизаветы Петропавловской-Григорьевой. Благодаря своему положению несправедливо репрессированного при советской власти он пользовался доверием немецкого командования, поэтому добывал ценные сведения для партизанского отряда Г. Г. Баскакова. Его явочная квартира была местом встреч подпольщиков, которые работали в Мезенске».

— Вранье, — прошипел Алекс Вернер над ухом Алёны и продолжил по-французски: — Никаким доверием немецких офицеров старик не пользовался. Он держал ломбард, куда зашел — и то однажды! — всего один немецкий офицер, ваш покорный слуга. Хотя возможно, что Эрих Краузе там тоже бывал. А в основном в ломбарде толклись бедные русские, которые тащили туда в заклад последнее, что у них было. Не уверен, забирали ли обратно, но сдавали. Как вы думаете, стоит рассказать ему это? — Он мотнул подбородком в сторону Столетова, который мигом насторожился, услышав иностранную речь. Однако по глазам директора музея стало ясно, что он не понимает ни слова, такой воинственно-растерянный вид у него был.

— Если скажете о ломбарде, нам придется раскрыть свое инкогнито, а пока, по-моему, еще рано, — возразила Алёна. — А кто такой Эрих Краузе, которого вы упомянули?

Лицо Алекса помрачнело:

— Он был другом и помощником той женщины, ради которой мы сюда пришли, не хочу называть ее имени, чтобы не насторожить господина музейного директора. И, наверное, ее любовником, судя по тому, что заказывал для нее шелковое белье. А привозил его из Парижа я. Собственно, благодаря этому белью я и узнал потом об их связи. Эрих был убит.

— Неужели партизанами? — ахнула Алёна. — Как обидно! Или попал в гестапо? Его раскрыли?

Алекс чуть покосился на нее со странным выражением и кивнул. Алёна так и не поняла, которое из ее предположений правильное. Да и какая, по сути, разница теперь-то, через столько лет?

Алекс уже внимательно рассматривал групповой снимок молодых людей — всем едва за двадцать, но одеты до того нелепо, что многие кажутся старше своих лет. Надпись гласила, что это выпускная фотография химического факультета университета, который закончил Петр Мазуренко, один из соратников Елизаветы Петропавловской (Григорьевой) и отца Игнатия Петропавловского. Рядом находился портрет самого Петра, видимо, увеличенный с группового снимка, но на нем мало что можно было разобрать, кроме огромных мрачных черных глаз. Вообще юноша напоминал врубелевского «Демона», и Алёна подумала, что он, наверное, был очень красив.

— Так… — сказал Алекс угрюмо, — вот и еще одно знакомое лицо. Парень выдавал себя за жениха… сами понимаете кого. Он служил в полиции, видимо, по заданию партизан, и погиб там же, на мосту. А вот… вот та самая фотография, из-за которой, собственно, и разгорелся весь сыр-бор.

Последние слова он произнес по-русски, и Столетов развернулся к нему всем корпусом:

— Наш гость знает русский язык?

— Немножко, — поспешила ответить Алёна, мгновенно входя, даже, можно сказать, впрыгивая в роль переводчицы. — Некоторые слова. Преимущественно пословицы.

— А к чему относилось его замечание про то, что разгорелся сыр-бор?

Алёна раздраженно откинула сумку за спину. Дернул же черт Алекса брякнуть! Теперь вот Столетов прицепился. Неужели ему померещилось что-то подозрительное в том, что они, на рысях пробежав весь музей, так прилипли к этому стенду?