Светлана Алешина - Жажда острых ощущений

Тут из проходной комнаты появился Абрамцев.

— Я наконец-то уложил этого придурка спать, — сказал он про Илюху.

— Павел, останьтесь, пожалуйста, здесь, я съезжу проведаю, что делают наши влюбленные. А то что-то не складывается. — Она показала на часы. — Как пользоваться аппаратурой, я уяснила, так что сложностей не будет, — предупредила она его возражения.

Павел пожал плечами и кивнул в сторону гостиной, где продолжали разговаривать о всякой ерунде Борисова и Ардабацкая:

— Ее никуда не выпускать?

— Желательно, — отрезала Лариса. — Хотя я нутром чую, что она не главное действующее лицо во всей этой трагедии.

Абрамцев скептически покосился в сторону Борисовой и направился в гостиную. Паратов продолжал налегать на алкоголь. Он вел себя так, словно пришел к себе домой. Впрочем, Лариса этому особо не удивлялась — здесь, в этом шалмане, были свои законы, недоступные пониманию нормальных людей.

— Товарищ директор нас покидает! — вдруг возопила Ардабацкая, заметив, что Лариса обувается.

— Лариса Викторовна, куда вы? — с милой улыбкой спросила Арина. — Вы оставляете Павла Николаевича нам?

— Да, а что, вы против?

— Абсолютно нет. Только мы ведь будем к нему приставать, вы не боитесь?

— Нет, не боюсь. — Ларису уже начала раздражать манера общения Арины. — Не исключено, что в самое ближайшее время придется бояться вам.

— Никто не знает, что будет потом, даже в самое ближайшее время, — пропела Борисова. — Если и суждено, значит, судьба у меня такая…

Она насмешливо посмотрела на Ларису, и та вспомнила характеристику, которой наградила ее Удальцова: «Ведьма!» Да, действительно, что-то есть колдовское, даже дьявольское в ее глазах. И все это присыпано сладкой пудрой вежливых слов, мягких манер и женского обаяния. Но внутри этой женщины жила уверенность в том, что она — самая лучшая, и никакие жизненные невзгоды не смогут поколебать ее.

— Кстати, что делает у вас в гостях господин Паратов? — спросила Лариса, когда Арина вышла провожать ее в прихожую.

— Завтра утром приезжает Валерьяновна, и ему удобнее ее встречать на вокзале отсюда.

— Он ее бывший муж?

— Да, хотя у меня есть подозрение, что скоро снова станет настоящим…

— Совет да любовь, — вздохнула Лариса и пошла на выход.

На улице по-прежнему валил снег, было тихо и как-то умиротворенно. Ларисе даже захотелось чуть постоять, чтобы насладиться очарованием зимней сказки. Но… Она вспомнила о Лохмане с Удальцовой и со вздохом открыла дверцу своего «Вольво». Прочистив «дворниками» лобовое стекло, она легко тронула машину с места и поехала в район аэропорта.

Как только она миновала дворец культуры «Рубин», то сразу же заподозрила неладное. Проезжую часть перегородили милицейские машины. Кроме того, присутствовали «Скорая помощь» и пожарка. Немного поодаль остановились два «жигуленка», водители которых вели между собой какую-то беседу.

Лариса подъехала поближе и поинтересовалась, что случилось. Водитель одного из «Жигулей», толстый бородатый здоровяк, поцокал языком и, сделав серьезный и даже скорбный вид, произнес:

— Бандитские разборки… Машину взорвали, белую «шестерку»…

Лариса поняла сразу же, что взорвалась машина Лохмана. Подтверждение она получила утром, когда позвонила майору Николаеву.

Она молча сидела на кухне, с компрессом на голове, потягивая собственноручно приготовленный кофе по-турецки. После почти бессонной ночи — она спала всего лишь три часа — болела голова.

Как назло, утром к ней пристал муж, которому окончательно надоели ее ночные отлучки. Котов даже не поехал в свой недавно вновь обретенный в Тарасове офис. Он вышел на кухню с суровым видом и осведомился, что есть на завтрак.

Лариса молча указала ему на холодильник, в котором находился сварганенный наскоро вчера ирландский гуляш. Она успела его приготовить между посещением своего ресторана и поездкой с Абрамцевым к дому Удальцовой.

— Лара, я хочу все-таки с тобой поговорить, — вкрадчиво начал Котов, когда тарелки были наполнены.

— О чем, солнце мое? — устало спросила она.

— А ты сама не догадываешься?

— Если ты все о том же, то я могу повторить, что сказала тебе после нашего последнего примирения, — монотонно ответила Лариса. — Мы же договорились, что у нас демократия — каждый имеет право на свою жизнь. Поскольку вариант моногамного домостроя у нас с тобой не получился, и ты виноват в этом сам. — Она выразительно посмотрела на мужа.