Виталий Гладкий - Змея за пазухой

— Теперь моя версия, что Олега убили, уже не кажется тебе плодом моего больного воображения?

— Не кажется… — буркнул Кривицкий. — Дело гораздо сложнее и запутаннее, чем я думал раньше.

— То-то же.

Кривицкий позвонил и вызвал оперативников, а также эксперта.

— Глядишь, что-нибудь найдет… — сказал он тусклым голосом, когда эксперт занялся своим рутинным делом. — Хотя я очень сомневаюсь. Похоже, этот сукин сын — профи. Никаких следов, даже малейших. Серьезный противник. Ладно, не будем мешать парням. Пойдем со мной. Бумаги будешь писать, твои свидетельские показания. Вернемся в квартиру Колоскова, там есть где расположиться. Труп уже убрали, так что никто нам мешать не будет.

— Вот чего не люблю, так это писанину.

— А я ее просто обожаю, — фыркнул Алекс. — На своей должности я уже превратился в канцелярскую крысу. У меня вон мозоль на пальце, как у нашей училки по русскому языку. За год я исписал тонну бумаги, не меньше.

— Разве ты не пользуешься компьютером? Или до вас технический прогресс еще не дошел?

— Нет, с этим делом нормально. Только не все бумаги можно щелкать на компьютере. Многие приходится царапать по старинке — шариковой ручкой.

Они уже пересекли улицу, когда Кривицкий неожиданно спросил:

— А что ты намеревался найти в сейфе Олега?

Никита ждал, что Алекс задаст этот вопрос. Поэтому долго не раздумывал.

— Дневник. Он вел его начиная с десятилетнего возраста и до конца своих дней. — В конце концов, подумал Никита, лично для него дневник представляет небольшую ценность — пусть в нем ковыряются (если найдут) Алекс и его спецы.

— Думаешь, что в дневнике?..

— Вполне возможно. Уверен, что на страницах дневника все его враги перечислены в алфавитном порядке. Олег был в таких делах очень скрупулезным человеком. Если твои парни найдут дневник, вам будет во сто крат легче работать над этим делом.

«Ежели, конечно, вам позволят…» — мысленно добавил Никита.

— Несомненно! — воскликнул Алекс. — Что ж, теперь будем искать по-взрослому — есть у нас специальная аппаратура. Она очень дорогая — импортная, и шеф дрожит над ней, как Скупой рыцарь над своими сундуками с золотом. Но ради такого дела, думаю, он даст добро на ее применение.

— Это в том случае, если он не боится, что в бумагах Колоскова не фигурирует и его фамилия.

— Ценное замечание. Но его заставят хорошенько поискать дневник, и я даже знаю, кто именно.

— Чтобы потом дневник заныкать.

— Возможно. Но прежде я сделаю копию…

— И тем самым, — подхватил Никита, — подставишь себя, как последнего фраера.

Кривицкий тяжело вздохнул и сказал с горечью в голосе:

— И зачем только я отмазал тебя от каталажки? Парился бы ты сейчас на нарах и не путался у меня под ногами.

— А ты посади меня, если тебе от этого станет легче.

— Поздно. Теперь уже не станет. Я обречен.

— Если, конечно, найдешь бумаги Колоскова…

Кривицкий остро посмотрел на Никиту и ответил:

— Да, если найду.

— Но можешь и не найти…

— Найду! Если этот дневник вообще существует. А там будь что будет.

— Тогда мой тебе совет: когда твои спецы найдут тайник, вскрой его в присутствии шефа и всей своей команды. Пусть он эти бумаги первым возьмет в руки и первым с ними ознакомится. Если потом отдаст тебе дневник — что ж, работай дальше. А ежели нет — забудь о нем. Пусть потом голова будет болеть у твоего начальства. Ведь за этим дневником (я уверен!) выстроится целая очередь из бандитов, бизнесменов и власть имущих — чтобы ознакомиться с его содержимым. Там ведь должно быть много чего интересного. А просить они умеют, притом весьма настойчиво и эффективно.

— А что, верно! — обрадовался Алекс. — Дельный совет. В который раз удивляюсь твоей прозорливости. Голова у тебя работает что надо.

— И на том спасибо.

Повеселевший Кривицкий отворил дверь парадного, и они вошли в дом…

Вечером того же дня Никита, несмотря на усталость, усиленно ворочал мозгами. День выдался настолько утомительным и напряженным, что у него не было даже желания хоть что-то приготовить. Он лишь выпил две чашки крепкого кофе и съел полбатона докторской колбасы. Ему даже не захотелось принять внутрь что-нибудь покрепче, что было совсем уж странно, хотя по дороге домой он все же прикупил бутылку коньяка — вместе с колбасой и свежим батоном.

Никита был опустошен и выжат как лимон. «Не в свои сани не садись…» — бормотал он, мучительно пытаясь вспомнить, кто автор произведения, которое вдруг ни с того ни с сего пришло ему на ум. Это точно — он и впрямь сел в чужие сани. Если уж профессионал Кривицкий беспомощно разводит руками и плачется на предмет «висяков», которые в деле Колоскова пошли косяками, то что тогда говорить ему, дилетанту? Впору рвать волосы и причитать, как бабки-плакальщицы на похоронах.