Виталий Гладкий - Змея за пазухой

Хозяин кабинета явно грешил манией величия (или козырял своим богатством, что почти одно и то же): помещение было отделано ценными породами дерева в английском стиле, одна стена сплошь золотилась солидными корешками книг, а на остальных трех стенах висели картины старинных мастеров (явно подлинники), среди которых затесалось и творение современного художника — портрет босса. Он смотрел куда-то вдаль с видом властелина вселенной — возможно, на свой бронзовый бюст в углу возле окна («Ну вылитый Муссолини!» — подумал Никита, мельком глянув на портрет).

— Оставь нас, — приказал человек, стоявший у окна спиной к вошедшим; его слова относились к Мокею.

«Бык» что-то буркнул и исчез; дверь за ним закрылась с тихим всхлипом — словно дверка бронированного «мерседеса». А она и впрямь была чересчур массивной для комнатной двери. Похоже, ее делали по спецзаказу — между деревянными панелями виднелся толстый броневой лист, — и вышибить дверь можно было разве что выстрелом из гранатомета.

Хозяин кабинета обернулся, и Никита увидел, что художник не погрешил против истины — босс и впрямь своей массивной нижней челюстью смахивал на дуче итальянских фашистов, которого партизаны в 1945 году сначала расстреляли, а затем подвесили вверх ногами. Лицо босса показалось Никите знакомым (портрет все-таки несколько приукрашивал облик хозяина кабинета), он напряг память и едва не воскликнул — ну конечно же! Перед ним стоял Шервинский собственной персоной. Облик соперника покойного Олега Колоскова после просмотра видеоматериалов Хайтахуна накрепко вмонтировался в зрительную память Никиты.

— Присаживайтесь… — Шервинский несколько артистичным жестом указал Никите на кожаное кресло возле массивного письменного стола.

Сам он уселся напротив, по другую сторону стола, в кресло с высокой резной спинкой, похожее на трон. Никита молча смотрел на Шервинского, стараясь казаться абсолютно хладнокровным. Собственно говоря, почти так оно и было. В минуты смертельной опасности он как бы абстрагировался от окружающей действительности и действовал как робот — быстро, бесстрастно и беспощадно. А в том, что Шервинский пригласил его не на блины с икрой, сомнений не было. Будет серьезный разговор. И чем он закончится, один аллах ведает.

— Почему не интересуетесь, по какому случаю вас пригласили посетить мою скромную обитель? — наконец спросил Шервинский после достаточно длительного поединка взглядами.

Судя по спортивной, но уже несколько отяжелевшей фигуре, в прошлом он занимался боевыми единоборствами или боксом. А там существовал «поединок взглядами» — кто кого пересмотрит. Дрогнул под взглядом соперника, стушевался, — считай, что ты уже охотничий трофей на поясе победителя. В Древнем Китае поединки мастеров кунг-фу иногда заканчивались даже не начавшись. Заглянул в глаза противника — и свободен: взгляд большого мастера трудно не прочитать.

Никита не опустил глаза перед тяжелым взглядом Шервинского, который буквально сминал его своим беспощадным напором. Он смотрел отрешенно, как бы внутрь себя, поэтому все усилия хозяина кабинета, направленные на подавление воли собеседника, пропали втуне. Видимо, поняв, что перед ним серьезный противник, Шервинский рассвирепел, что было видно по его внезапно покрасневшему лицу, но привычка держать свои эмоции в узде взяла верх, и он быстро пришел в себя.

— Надеюсь, вы объясните, — спокойно ответил Никита. — Только способ приглашать у вас… несколько странный. Достаточно было просто позвонить мне, и я бы приехал, или послать нарочного — какого-нибудь пацана. А вы прислали целую бригаду бойцов. Зачем? Мне нет никакого резона бегать от вас.

— Ну уж, нет резона… — Шервинский несколько натянуто улыбнулся. — Мне довелось лично лицезреть, как вы разделались с моими лучшими людьми. А Мокей обид не прощает.

— Так, значит, это вы сидели в «мерседесе»?

— Да, я.

— Прошу прощения, не знал.

— А если бы знали?

— Упал бы на колени и начал читать буддийскую мантру «Ом мани падме хум». — В голосе Никиты прозвучала плохо скрытая ирония. — У вас в охране такие крутые перцы…

Шервинский кисло покривился и ответил:

— Да, Мокей дал маху… Но это не значит, что он слабак!

— А я этого и не говорю. Просто иногда и на старуху бывает проруха. Он не ожидал от меня такой прыти. И потом, согласитесь, не я первым начал ссору. И не я первым полез в драку.

— Это верно, — вынужден был согласиться Шервинский. — Ладно, будем считать этот инцидент исчерпанным. Меня интересует другое.