— Вчерась… — уточнила Демидовна.
— Царство ей небесное, — ханжеским голосом сказал Никита.
Старушки дружно перекрестились.
— А скажите, пожалуйста, дед Гаврик дома? — спросил он, выдержав трагическую паузу, соответствующую моменту.
— Вот чего не знаем, того не знаем, — ответила Демидовна. — С утра сидим. Но мимо нас он не проходил, это точно.
«Жив дедуля! — обрадовался Никита — Это уже хорошо».
— Он живет на третьем этаже? — Никита был дома у деда Гаврика всего один раз, поэтому не помнил номера его квартиры.
— На четвертом, — снова ответила Демидовна; похоже, она была вожаком в этом маленьком бабьем сообществе. — Пятнадцатая квартира.
— Благодарю, — сказал Никита и пошел к подъезду.
— А ты чей будешь?! — крикнула ему вдогонку первая старушка.
— Я не местный, — соврал Никита, и подпружиненная дверь подъезда закрылась за ним с пушечным грохотом.
Звонил он долго. «Неужели дед Гаврик заболел?» — с тревогой думал Никита. Но потом каким-то шестым чувством вдруг определил, что по другую сторону двери кто-то стоит и разглядывает его через дверной глазок.
— Гавриил Никитыч, открывайте! Свои.
— Свои за возом бегают, — раздался знакомый голос с хрипотцой. — Не помню я тебя, паря. Доложись по форме.
— Никита Измайлов, бывший ученик девятого класса детдома имени Осоавиахима! — по-военному отчеканил Никита.
Детдом, который вел свою историю с 1927 года, имел несколько наименований. Но как-то так получалось, что все они оказывались неудачными — в основном из-за присвоенных ему имен государственных деятелей, потом неожиданно становившихся врагами народа. Наконец в 1947 году, устав от этой чехарды, детдому присвоили достаточно нейтральное наименование «Имени Осоавиахима» — то есть Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству. Но и здесь получилась промашка, так как спустя год эта организация потеряла свое название и была разделена на три общества.
Вконец запутавшийся наробраз решил больше не испытывать судьбу и махнул рукой на очередное переименование — пусть будет, как есть, — поэтому детдом носил имя Осоавиахима до самой перестройки. Когда в систему народного образования пришли «истинные демократы», мечтавшие каленым железом выжечь даже малейшее упоминание о временах «совка» и застоя, имя «Осоавиахим» исчезло из документов, а вместо него детдом получил всего лишь номер — пятый, — потому как новое время еще не родило новых героев и увековечивать было некого.
— Никита? Уж не Бешеный ли?
— Нет, теперь я не Бешеный, — смеясь, ответил Никита, и дверь отворилась.
Дед Гаврик был невысокого роста, худощав, носил длинные усы и седую шевелюру, почти гриву, которой позавидовал бы и какой-нибудь академик от искусства.
— Вишь-ко, вырос, однако… — сказал дед Гаврик, когда они обнялись и троекратно, по русскому обычаю, расцеловались. — Верста коломенская. А мы стареем и в усадку идем. Словно пни замшелые.
— Ну, на пень вы пока совсем не похожи.
— Умеешь ты польстить старику… Давай сюда свой пакет, что ты его мусолишь. Никак гостинцы принес?
— А то как же.
— Молодца… — с удовлетворением сказал дед Гаврик, выкладывая на кухонный стол привезенные деликатесы. — И бутылку вина не забыл! Порадовал, порадовал старика… — бормотал он, изучая этикетку.
«Знал бы ты, Гавриил Никитыч, в какую копеечку влетела мне эта бутылка, — подумал Никита. — Но на какие только расходы не пойдешь ради успеха, по идее, безнадежного дела…»
Ему было известно пристрастие деда Гаврика к хорошим винам, он знал в них толк, поэтому Никите пришлось заехать в дорогой супермаркет и серьезно раскошелиться. Сам он не понимал, как можно отличить ординарное вино от какого-нибудь дорогущего; кислятина она и есть кислятина, в какую бутылку ее ни залей и какую этикетку ни прилепи. Никита предпочитал спиртные напитки покрепче — вот в них он был дока.
Дед Гаврик накрыл стол: поставил старинные хрустальные фужеры и вазу с фруктами, открыл коробку конфет, которую принес Никита, но когда вознамерился откупорить подарочную бутылку, Никита сказал:
— Гавриил Никитыч, вы уж извините, но я пить не буду.
— Что так? Неужто записался в трезвенники?
— Ну вы скажете… Просто я сейчас за рулем. А в ГИБДД такие волчары служат, что вывернут меня наизнанку, если попадусь с запахом.
— И то верно. Жаль… Тогда откушаем чай. А твое вино оставим на праздники.
Чай у деда Гаврика оказался позабористее доброго вина. Его нельзя было в полной мере назвать чифирем, он был не столь крепок, и какие-то ароматические примеси создавали неповторимый букет, скрывающий горечь напитка, но когда Никита выпил полчашки, у него голова пошла кругом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу