Георгий Молотков - Расследованием установлено…

— Как же, Соломон Абрамович, вы могли написать такое?..

— Так вы что, не понимаете? — недоумевал он. — Это же политика! Что я им мог написать другое?!

Человек, совершивший особо опасное государственное преступление, опять выступал в роли несчастной жертвы. Он клял Америку, проклинал сионистскую пропаганду, он требовал трибуну, чтобы весь мир узнал правду. И на этот раз Овэс явно переигрывал.

Согласиться можно с одним: человек этот жертва, вернее, вражеский трофей в той оголтелой тотальной войне, которую ведут против Советского государства. Но жертва не случайная, не невольная и тем более не безвинная.

Один из руководителей ЦРУ вынужден был признать, что вербовка агентуры в Советском Союзе — дело гиблое. Обычно она заканчивается провалами, от нее больше неприятностей, чем пользы. Здесь можно иметь дело только с теми, кто созрел сам. Что ж, вывод из горького опыта. Американским спецслужбам приходится иметь дело с отребьем — отщепенцами, отступниками, способными на предательство. Один из них — Овэс, он созрел сам.

На вооружении спецслужб США, да и других западных разведок сейчас самая современная шпионская техника. Делается все, чтобы заполучить любую информацию о нашей стране, об ее экономике, оборонной мощи. С нас не спускают оптических глаз спутники-шпионы в космосе, нас усердно слушают в эфире. Идет радиоперехват не только внутренних советских систем беспроволочной коммуникации, но и переговоров наших пилотов, моряков в разных концах света, фиксируется все, вплоть до радарных импульсов. Из этого колоссального по объему крошева специалисты высокой квалификации с помощью новейшей компьютерной техники пытаются получить представление о наших Вооруженных Силах. На допросе у Дзержинского английский разведчик, организатор крупного антисоветского заговора, сказал: «Вам просто повезло… Случай — ошибка связного…» — «Да, — ответил Феликс Эдмундович, — ошибка связного — случай. Но то, что простой солдат поднял оброненный им листок и доставил вашего человека в ЧК, не случайность!»

Так и в нашей истории, дело не в неудаче, ошибке отщепенца. Вряд ли его судьба могла сложиться по-другому. Преступника судил трибунал Ленинградского военного округа и приговорил к длительному сроку лишения свободы.

Старший следователь Линяшин выложил на стол пухлые тома уголовного дела, присланные по его запросу из городского суда. Сложил их один на другой — получилась гора. А когда бригада ленинградских следователей-чекистов начинала это расследование, в конце рабочего дня в сейф убиралась тощая, как ученическая тетрадь, папка.

Эта синяя папка полнела материалами гораздо медленнее, нем хотелось начальнику отдела полковнику Климову. Но он не терпел, если в нее подшивался ничего не значащий для следствия документ. В столе и сейфе Линяшина было полно разных бумаг по этому делу, однако, отправляясь на доклад к Климову, он неизменно захватывал лишь синюю папку. В ней было самое важное, самое оперативное.

И вот теперь, сравнивая ее с горой томов уголовного дела, около года как прошедшего в суде, Линяшин подумал, что следственная работа трудно измерима какими-то показателями. Томов могло быть и больше, но что бы они значили, не выйди следствие на главную фигуру преступной группы махровых спекулянтов и валютчиков, контрабандно переправлявших за границу антикварные вещи музейного значения. Эту главную фигуру тщательно оберегали от провала абсолютно все привлеченные по делу. Им было выгоднее даже взять на себя лишнее, даже оговорить друг друга, лишь бы отвести от него следствие. Они были скупщиками, опытными махинаторами, а он — поставщиком антикварных вещей, в том числе и таких редчайших, как камнерезные и ювелирные изделия знаменитой петербургской фирмы Карла Фаберже.

Спасая его от скамьи подсудимых, они думали прежде всего о себе. О том, что, выйдя на свободу, будет с чего начать барыжное дело, будет у кого потребовать: «Я тебя не выдал — гони откупные».

А он, напуганный прошедшим судом, затаился, как барсук в норе. Но Линяшин был уверен: Раковский не из тех, кто может «завязать», рано или поздно он выйдет на черную тропу.

Синяя папка с несколькими страничками документов возбужденного против Раковского уголовного дела перекочевала в сейф. Линяшин взглянул на часы — рабочий день давно закончился. Дома опять придется отделаться привычной шуткой: «Сегодня у нас была полуторасменка». Или — двухсменка. Смотря как поздно задержался. А жена, если ее терпение не лопнуло, грустно пошутит: «Тогда ешь полтора ужина. Или — два».