Татьяна Степанова - Яд-шоколад

Мальвина Масляненко — дочь Веры Сергеевны Масляненко и старшая сестра Феликса — оглядела ряды университетской аудитории. В этот раз студентов собралось на лекцию совсем мало.

Аудитория в старом здании университета на Моховой улице вмещала гораздо больше, но сегодня, видно, день такой — за окном ненастье, гроза. Майский гром гремит, и ливень стучит по крыше. Да и час еще ранний. Первая лекция, многие студенты ее просто пропускают, просыпают.

Может, все из-за того, что она еще молодой преподаватель, молодой лектор и студенты предпочитают приходить слушать старых опытных профессоров. Однако в прошлый раз собрался полный зал, яблоку негде упасть, и это вселило в сердце такую радость. Дало такой кураж!

— Творчество французского поэта шестнадцатого века Жоашена дю Белле, которого я хочу представить вам на этой лекции, тесно связано с творчеством французских поэтов, объединившихся в так называемую Плеяду — знаменитый союз поэтов. — Мальвина щелкнула пультом и вывела на демонстрационный экран фотографию титульного листа сборника поэтов Плеяды.

Никто из студентов даже не взглянул на экран. Все занимались своими делами. В основном уставились в свои мобильные телефоны, планшеты и ноутбуки.

Лекция не задалась с самого начала, и Мальвина Масляненко это чувствовала. Дождь, непогода всему виной. Как мощно струи дождя лупят по стеклам окон университетской аудитории! И сумрачно от непогоды в большом зале. Надо зажечь верхний свет, но демонстрационный экран тогда совсем побледнеет. А опускать глухие жалюзи на эти великолепные окна, выдерживающие напор майской грозы, что-то не хочется.

Как-то совсем не хочется даже на мгновение, когда жалюзи опустятся, а свет еще не вспыхнет, окунуться во тьму. Сегодня ночью она проснулась в темноте. Долго прислушивалась к звукам в их огромном пустом доме.

И встала с постели утром с тяжелым сердцем.

Какая-то тревога внутри… нет, жажда, словно очень хочется пить… нет, предчувствие…

— Собственно великая Плеяда и ее мэтры не сумели повлиять на дю Белле, так как он уже родился поэтом. Стихи были у него внутри. Говорили с ним изнутри. Порой приносили доход, но иногда доводили его до беды, как те сатирические сонеты, направленные против католической церкви.

Брат Феликс… это все из-за него. Мальвина снова щелкнула пультом, уже раздраженно — студенты не слушали ее, не отрывались от своих интернет-игрушек. Да, да, брат Феликс всему виной, эта дрянь… Это из-за него у нее такое чувство, такое сердце сегодня. Брат устроил очередной дебош дома, оргию с проститутками, пользуясь отсутствием матери. Брат Феликс никогда не одобрял этих ее лекций. Он всегда был против того, чтобы она читала свои лекции студентам здесь, в университете на Моховой.

Это из-за Феликса у нее нет сегодня куража. Нет ничего, пустота внутри. Нет даже любви. Она не чувствует той любви, что согревает ее сердце каждый раз, когда она читает стихи или начинает свою очередную лекцию. Любовь, что согревает ее плоть и питает дух, сегодня где-то далеко-далеко. А поэтому нет куража.

— Я счастлив, я попался в плен… Завидую своей я доле. Мне ничего не надо боле, чем грезить у твоих колен.

Девицы-студентки фыркнули, так громко и неприлично, давясь смехом, что Мальвина тут же умолкла. Но почти сразу взяла себя в руки. Это ведь лекция. А студенты — глупцы. Они могут смеяться над чем угодно, даже над словами великой любви в великих стихах.

— В общем, жизнь дю Белле была короткой и несчастливой, — сказала она громко. — Он умер молодым, в нищете, оставив после себя всего два сборника стихов. В некоторых своих стихах он дает советы своим сверстникам, таким же, как вы, как жить.

— Ну и как же нам жить? — подала голос какая-то девица с задних рядов.

— Я грезил, отстраняясь от книг и собираясь в путь далекий, я постигал в мечтах до срока чужие тайны и язык. Неутомимый ученик за ноты брался, кисти, строки и фехтования уроки и для потомства вел дневник…

— Загружен под завязку пацан, как мы! — прокомментировали стихи дю Белле с галерки.

— Мечты… Их сняло, как рукою, я обзавелся лишь тоскою, — Мальвина посмотрела туда, на галерку. — Так часто мы себе вредим. То просьбу вымолвить не смеем, то в самомнении хмелеем и вставить слово не дадим! Себя старанием своим подать как должно не умеем. А после завистью болеем. Без денег и друзей сидим.

Студенты ничего не сказали, не проявили ни любопытства, ни интереса ни к дю Белле, ни к лекции и снова уткнулись в свои гаджеты.