Татьяна Степанова - Яд-шоколад

Ступеньки скрипят… кто-то спускается…

Нет, не может такого быть…

Он не сбежал из психушки и не прячется сейчас дома, в семье…

Не по этому поводу приехали из Орла психиатры…

Если бы стало известно, что он, Роман Шадрин, сбежал, то поднялся бы такой шум… все в ружье… все снова в ружье, вся полиция, и полковник Гущин, конечно, первым бы проверил этот их новый чертов дом в Новокосино…

По лестнице спускался грузный мужчина — рыжеволосый и лысый, в очках без оправы, небритый, в спортивных штанах и футболке, заляпанной краской. В руке он сжимал электрическую дрель.

— Что нужно? — спросил он тихо.

— Я из полиции насчет вашего сына, — сказала Катя, собрала всю себя в кулак перед ними. — Роман Ильич, положите дрель на пол. И без резких движений. Спускайтесь.

И она сунула руку в карман своей замшевой куртки. Там — ничего. Но пусть они думают, пусть знают, что она готова. Что у нее там табельный пистолет.

— Да, конечно, извините… я там стеллаж наверху собирал. — Роман Шадрин-Веселовский нагнулся и положил дрель на пол.

— Проходите, садитесь, — сказала Надежда Шадрина, указав на диваны в холле.

Катя прикинула: Роман Шадрин старше своей жены лет этак на пятнадцать, а может, и больше. Она уловила исходящий от него запах алкоголя. Вчера он говорил с ней по телефону пьяный, сегодня наверняка опохмелился. Хотя на классического алкаша не похож.

— Как давно вы переехали? — спросила она, включая в сумке диктофон.

— Восемь месяцев назад, — ответила Надежда Шадрина.

Отвечала на вопросы в основном она. Ее муж сел на диван напротив и лишь поддакивал, кивал, не спуская с Кати пристального изучающего взгляда.

— Дети ходят в школу?

— Да, здесь, в поселке, хорошая школа, грех жаловаться.

— Лучше, чем в Дзержинске?

— Тут языкам много времени уделяют, литературе и математике тоже. Фома очень хорошо успевает по математике, а Любочка спортом увлекается.

— Вы ездили в Орел? Вам разрешили свидание с вашим сыном?

— Да было одно, зимой. Мы ездили, — Надежда Шадрина смотрела в пол — модный темный широкий паркет, стилизованный под деревенские доски.

— Вы работаете?

— Нет, я не работаю. Дома детьми занимаюсь.

— А вы? — Катя обернулась к Роману Шадрину.

— Работаю, как же без работы.

— Где?

— На конфетной фабрике, это не очень далеко на машине.

— Кем?

— Ведущий менеджер отдела кадров.

Катя внезапно ощутила приступ тошноты… Отдел кадров, и ты там тоже… Лейтенант Терентьева проработала в своем отделе пять лет, и твой ненормальный сын, этот зверюга…

— Когда ездили в Орел в больницу, как вы нашли сына — лучше, хуже?

— Лучше, гораздо лучше, — сказала Надежда. — Его там лечат усиленно, уколы колят разные, процедуры.

— Значит, когда он жил с вами в одной квартире, он был гораздо хуже?

— Да, намного.

— В чем это выражалось?

— Он же больной у нас, врожденный аутизм.

— Это я знаю, я читала ваш допрос, Роман Ильич, — Катя снова обратилась к главе семейства. Она не собиралась с ними церемониться, о нет! — Я спрашиваю, в чем конкретно это выражалось?

— Ну, он чувствовал себя… нет, он вел себя плохо… ужасно вел себя, — сказала Надежда, ее муж молчал.

— Ужасно вел себя? Дома? С вами?

— Нет, с нами он был тихий. Он вел себя ужасно… ну, вы понимаете, о чем я.

— На нем четыре убийства, четыре жертвы — это вы называете «вел себя плохо»?

— Ужасно, ужасно, — Надежда закивала своей прекрасной головой фотомодели, тонкие пальцы ее теребили косу. — Я его не оправдываю, поймите, я его не оправдываю.

— Не оправдываете сейчас, когда его задержали и отправили в психбольницу? А раньше, когда он все это совершал? Тогда, в мае? Вы оправдывали его действия?

— Мы ни о чем не знали… мы даже подумать не могли, что Родиошечка… он, наш Родиошечка, способен на такое.

Родиошечка… вот значит, как маньяка-потрошителя звали дома его мама и папа. Катя смотрела на Надежду Шадрину.

— Не стоит вам повторять мне всю эту вашу ложь, которой вы кормили следователя на допросах.

— Но я говорю правду.

— Нет, вы лжете. И всегда лгали, — сказала Катя. — Может, тогда, в мае, после первого убийства, совершенного вашим сыном, вы и не заметили ничего такого за ним… Но он совершил второе, убил в третий раз и в четвертый. Я ездила в Дзержинск… От места, где он зверски убил лейтенанта полиции Терентьеву, до вашего дома дворами двадцать минут. Он пришел домой — на нем ее кровь еще дымилась, руки по локоть в крови. Вы открывали ему дверь…