Андрей Дышев - Тот, кто скрывается во мне

— Календулов?

— Да, Календулов! Он не мог догадаться, что это не твоя диссертация?

Я призадумался. Координаты Календулова мне дал Чемоданов. Значит, они когда-то были знакомы? Может, именно Календулов был научным руководителем Чемоданова?

— Черт возьми! — пробормотал я. — Вполне возможно, что Календулов несколько лет назад уже читал эту диссертацию!

— Замечательно! — воскликнула Настя и, поджав губы, посмотрела на меня. — А раньше ты не мог об этом подумать?

— Я доверился Чемоданову.

— Ну как можно было довериться такому малоприятному типу? У него же на лице отпечаталась нравственная деградация! Неужели в детстве он был другим?

— Представь себе! — сказал я, не отходя далеко от истины. — Это был золотой ребенок! Умница, отличник! Учителя гордились им, а мы всем классом скатывали у него алгебру и физику. И предки у него вполне приличные люди. Батя, если не ошибаюсь, то ли химик, то ли математик. Он в Америке постоянно пропадал. Витька каждый день приносил в класс американские журналы…

Но в чем я хотел убедить Настю? Все равно она права. Был Чемодан золотым ребенком, а стал негодяем, и верить ему нельзя. В голове у него теперь только одно: получить и пропить деньги.

— А чего добивается Календулов? — вслух думала Настя. — Ты деньги ему предлагал?

— Предлагал. Но он ответил, что совесть не продается.

— Ах! Ах! Ах! — произнесла Настя и вскинула вверх руки. — Чего же тогда он хочет?

— Безнаказанной власти. Это обычный завистник и телефонный хулиган.

— Так набей ему физиономию — и дело с концом!

— Прежде чем набить, его надо взять с поличным. А как его возьмешь? Сутки напролет следить за ним?

Настя задумалась. Я продолжал сидеть за компьютером, уставившись на клавиатуру. И тут вдруг меня осенило.

— Который час? — воскликнул я. — Половина девятого? Вчера он звонил в это же время. А утром звонил в восемь.

— И о чем это говорит?

— О том, что он звонит из дома — перед выходом на работу или после нее.

— А что ему мешает позвонить с работы? — спросила Настя.

— Наверное, он знает, что рабочий телефон определитель запеленгует. А домашний, наверное, какой-то особенный, с функцией антиопределителя.

— Может быть, может быть, — задумчиво произнесла Настя.

— Тогда наша задача упрощается, — сказал я. — Надо узнать домашний адрес Календулова и подойти в восемь утра к его двери. Как только он позвонит мне на мобильный, я тотчас позвоню ему в дверь. Вот тогда и посмотрим, как он будет со мной разговаривать по телефону, глядя на меня в дверной «глазок».

— Правильно, — одобрила мой замысел Настя. — Только не забудь пригрозить ему милицией.

До позднего вечера мы предпринимали дополнительные меры для обеспечения железного доказательства моего авторства. Я переписал от руки еще несколько страниц диссертации, изобразил правку, на полях нарисовал какие-то многозначительные символы, как следует помял рукописные листы и спрятал в запыленные папки. Потом под диктовку Насти я нацарапал любовное письмо в ее адрес, в котором обмолвился о том, что завершаю работу над диссертацией. Письмо датировал 27 августа прошлого года. В этот день я мчался на машине по автомагистрали «Кавказ» в сторону Сочи и проезжал Воронеж. Настя сказала, что как раз в Воронеже живет ее бабушка, которая часто присылает ей письма. Если вложить мое письмо в старый бабушкин конверт, то получится мощное и неопровержимое алиби.

Закончили мы укрепление нашего бастиона торжественным сожжением диссертации. Стоя в сыром парке у маленького костра, мы распили бутылку испанского вина, а потом я долго рассказывал Насте, как нам хорошо будет в новой квартире, как мы будем растить и воспитывать наших детей, водить их в детский сад, а потом в школу и какие они у нас будут умные и образованные.

Настя слушала и думала о чем-то своем.

Директор вызвал меня к себе по селекторной связи:

— Зайди ко мне. Тебе из Франции звонят.

Это было более чем удивительно! Во Франции, если мне не изменяет память, у меня не было ни знакомых, ни тем более родственников, которые могли бы оставить мне наследство. Пока я поднимался на этаж выше, где находился кабинет шефа, я все гадал, приятную или гнусную новость принес с собой из далекой Франции этот звонок.

Едва я зашел в кабинет, как сразу понял, что директор мною крайне недоволен. Причина недовольства стала ясна мне очень скоро.