Robert van Gulik - Поэты и убийство

Пожилая дама кивнула своей маленькой головкой и мягким, но неожиданно очень ясным голосом приветствовала судью. Он уважительно осведомился о ее возрасте и узнал, что ей семьдесят два года. С гордостью она объявила:

– У меня семнадцать внуков, начальник уезда!

– Многочисленное потомство-это благословение добродетельного дома, сударыня! – произнес академик своим громким голосом. Пожилая дама с улыбкой потрясла головой. Судья Ди приветствовал академика Шао, высказал свое уважение придворному поэту и могильщику Лу. Наконец, осведомился о здоровье поэтессы. Она ответила, что чувствует себя хорошо благодаря заботам первой жены начальника уезда. Но судья видел, что она усталая и бледная. Он отвел своего друга в сторону и вполголоса сообщил ему:

– Студент был сыном генерала Мо Телина от второй наложницы по фамилии Сун. Он приехал сюда с одной целью: доказать, что его отца обвинили ложно. Как он и говорил Шафран. Приехал не под чужим именем, потому что покинул эти места в возрасте пяти лет, и в живых из его близких оставалась одна тетка. Приободрись, Ло! Даже когда будет доказано, что танцовщицу убила поэтесса, если ты сможешь в своем отчете сообщить, что генерала Мо Телина казнили по ошибке, у тебя появится реальная возможность уйти от надвигающейся беды!

– Ди, какая чудесная новость! Расскажи мне все поподробнее, пока мы будем обедать. Нам подадут на свежем воздухе, вон там!

Он указал на открытый проход, идущий позади террасы. Между колонн были расставлены столы, нагруженные блюдами с холодными закусками и артистически уложенными пирамидами лунных пирожков.

– Ло, я должен тебя сейчас оставить. Мне надо побывать на городской окраине, а потом я отправлюсь в кумирню Черного Лиса. Но постараюсь вернуться до начала твоей поэтической встречи в четыре.

Когда они присоединились к остальным, пожилая дама дала понять, что хотела бы удалиться. Академик и другие поклонились, а Ло и его первая жена проводили ее в дом. Судья Ди сказал академику, что из Пуяна курьер доставил ему срочные бумаги, и попросил извинения за свое отсутствие на обеде.

– Долг превыше удовольствия. Отправляйтесь, Ди!

Прежде всего судья прошел в отведенные ему покои, потому что предстоящий ему визит следовало тщательно подготовить. Родственники человека, казненного за государственную измену, неважно, как давно, всегда испытывают слепой ужас перед властями. Даже через многие годы может всплыть свидетельство, чреватое опасными осложнениями. Из шкатулки с письменными принадлежностями он вынул полоску красной бумаги и крупными иероглифами написал СУН ЛЯП. С правой стороны добавил «Посредник», а слева – воображаемый адрес в Кантоне. Переодевшись в будничное платье из синего хлопка и надев на голову небольшую черную ермолку, он через боковую дверь незаметно удалился из присутствия.

На углу улицы он нашел небольшой наемный паланкин. Когда он приказал носильщикам доставить его в скобяную лавку Хвана, те принялись ворчать, что это далеко, к тому же в бедном районе со скверными мостовыми. Но после того, как судья, не торгуясь, согласился с их ценой, да еще дал им вперед щедрые чаевые, они радостно его подхватили.

Процветающие лавки на главной улице напомнили судье, что Хван задерживал выплату взносов в гильдию. Выходит, он испытывает отчаянную нужду. Приказав носильщикам остановиться, судья купил кусок дорогого синего ситца. В соседней лавке взял двух копченых уток, а также коробку рогаликов. Сделав эти покупки, он продолжил путь.

За рынком пересекли жилой квартал, где, как припомнилось судье, жил чайный торговец Мен. Затем попали в район бедноты с узкими, зловонными улочками с неровным булыжником. Играющие среди мусора полуголые дети останавливались, чтобы поглазеть на паланкин, редко заглядывавший в эти места. Не желая привлекать к себе слишком большого внимания, судья приказал высадить его у небольшой чайной. Одному носильщику надлежало остаться у паланкина, а второму – сопровождать судью, неся кусок ткани и корзинку с утками. Судья порадовался, что взял его с собой, потому что вскоре они оказались в лабиринте кривых улочек, где носильщик на местном диалекте снова и снова расспрашивал о дороге.

Лавка Хвана состояла из лотка под рваным навесом, прикрепленного к крыше глинобитного сарая позади. Связка дешевых глиняных чашек свисала со столба над заваленным мисками и тарелками лотком. За импровизированным прилавком широкоплечий, небрежно одетый мужчина старательно нанизывал на нитку медные монеты. Когда судья Ди положил перед ним на прилавок свою красную карточку, тот покачал головой.