Отец поступил по-своему — навсегда разрушил их семью. И настоял, чтобы сын остался с ним, а жена вместе со своим вторым ребенком («Неизвестно от кого!» — говорил он) больше никогда не вторгалась в его жизнь.
Суд его иск удовлетворил. Одним махом лишил Бориса и матери, и сестрички, которую он мог бы защищать во дворе и припахивать, чтобы пришивала ему пуговицы и гладила рубашки… Бог весть, почему мать согласилась на отцовы условия. Может, действительно изменила и чувствовала вину. Или же просто решила не связываться. Сохранить рядом с собою дочь. И — пожертвовать сыном.
Когда Борису сравнялось шестнадцать, он решил сам во всем разобраться. Захотел найти мать и познакомиться наконец со своей родной сестрой. В конце концов, он имеет на это право. Однако юноша опрометчиво поделился своими планами с отцом — и тот сказал, как отрезал:
— Только попробуй! Вышвырну из дома!
Спорить с отцом — себе дороже, рука у того тяжелая. И уж если он что решил, то упрашивать бесполезно.
— У них — своя жизнь, у нас — своя, — говорил отец. — И наша, уверяю тебя, куда достойнее.
Хотя что в ней достойного? Колесили по всему Союзу. Батяня шоферил, но долго на одном месте не задерживался — скучно ему становилось. Судьбой сына управлял исключительно по собственному усмотрению: заставил после восьмого класса перейти в ПТУ (хотя Боря хотел учиться дальше) и даже специальность для него выбрал сам — оператор станков с числовым программным управлением. Посчитал, что профессия перспективная…
А когда Борис начал работать на заводе и активно обдумывал, как бы и куда сбежать от надоевшего деспотизма папаши, еще одна напасть случилась: родителя свалил инсульт. Тут уж как ни презирал Мединов-младший кровного родственника, а ухаживать пришлось: пять годочков — абсолютно без личной жизни плюс жуткие траты на всяких нянечек и медицинских сестер. И ждать, когда же наконец папаня коня не двинет.
Но годы-то — двадцать лет, самый сок! — своего требовали. Ходить по девкам никак не получалось — работа да папанина болезнь… Вот Боря и закрутил с одной из приходящих сиделок. Она была на десять с лишним лет его старше, зато смазливая. И целовалась умело, и дала без особых уговоров.
Месяцев через пять после начала их «служебного романа» «подружка» вдруг объявила, что ждет ребенка. И очень буднично, почти равнодушно добавила:
— Если аборт, то деньги давай, в бесплатную не пойду. А вообще-то и пожениться можно. У меня, кстати, бабка в Москве, давно к себе зовет, чтоб ухаживала. Говорит, что квартиру отпишет. Хочешь — вместе поедем.
И Борю вдруг словно черт дернул: почему бы и нет? И ребенка можно оставить, и в столицу — тем более! Осуществить наконец еще школьную мечту: поступить в институт, закончить его, стать инженером и ходить на работу не в цех, а в чистое, уставленное кульманами помещение. А что: он еще не стар, и всякие льготы для молодых рабочих имеются. Отец уже совсем слаб, помешать ему не сможет…
Однако все получилось у Бори ровно наполовину. И поженились, и в Москву переехали, и ребенок родился хороший — мальчик, Женька. Да только мечты об институте так и остались мечтами. Потому что, когда Борис уже собирал необходимые для поступления медицинские справки, вдруг выяснилось: он болен. Сердце. Врожденный, не распознанный вовремя порок. И ему не то что в институт поступать — даже по лестнице нужно подниматься осторожно и не больше чем на два пролета. О работе тоже придется забыть — сразу вторую группу инвалидности дали.
Жена, вместо того чтобы посочувствовать, когда узнала о диагнозе, прошипела:
— И чего я, дура, тебя в Москву с собой взяла? Здоровых мужиков, что ли, мало?
Но все же не бросила. Колотилась на двух работах, тянула сына и инвалида-мужа. Боря пытался помогать по хозяйству — убрать в квартире, приготовить, понянчить ребенка. Когда же не дождался от жены ни слова благодарности, стал выпивать. Сначала просто по стопарику, чтобы уснуть, потом все больше. Знал, что нельзя, а не мог удержаться. Жена терпела довольно долго, а потом подала на развод и на выселение. Сыну тогда было лет двенадцать. Спасибо, государство не дало инвалиду пропасть — выделило комнату в коммуналке.
И дальше жизнь пошла под откос. В минуты просветления Борис думал: все у него сложилось бы совсем по-другому, будь у него нормальная семья. Расти он не с деспотом-отцом, а с матерью и сестрой. Уж те, родная кровь, точно бы не бросили его на произвол судьбы, как это с легкостью сделала нелюбимая жена.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу