Юлиан Семенов - Как это было

- Где дети? - спросил Марций. - Где Валерия?

- У тебя совсем седые усы, мальчик мой. Борода еще рыжая, а усы седые. И три новые морщинки на лбу... Они сами, они сами сделали тебя вождем врагов, - вдруг выдохнула, зарыдав, старуха, - а теперь они хотят, чтобы я... чтобы я... чтобы ты...

- Девочка, верно, уже стала говорить?

- Нет, ей еще рано. Она научилась пока еще только смеяться, когда Валерия играет с ней.

- А мальчик?

- Он - как ты в пять лет. И так же любит спортивные игры и состязания на траве. Только бороться ему приходится со мной, а он очень сердится оттого, что я слаба.

- Разве на улице нет детей, с кем бы он мог играть?

- Дети есть, но ведь он сын врага Гая Марция, вождя вольсков.

- Они не тронут их, если я уведу войска? Скажи мне правду, мать?

- Какие уставшие у тебя глаза, сынок, - заплакала старуха, - какие прекрасные у тебя глаза...

Гай Марций увел вольсков из-под Рима. За это он был зарезан Туллом в Сенате.

Римлянка Аривксмеда, ходившая к Гаю вместе со старухой Волумнией, любовница трибуна Респия, подала счастливую мысль, чтобы в назидание потомкам увековечить эту победу римлян великодушием траура по зарезанному Марцию. И был объявлен траур по Гаю Марцию. Была весна, народ выезжал купаться к морю; по ночам, закрыв окна шторами, люди пили вино и смотрели танцовщиц; чернь на окраинах города пела веселые ритмичные песни варваров. Поэтому траур прошел незаметно и даже придавал некоторую пикантность наслаждениям, которые считались запрещенными.

Эта весенняя буйность в дни объявленного траура была слышна в доме, который вернули семье Марция. Валерии, жене бывшего врага, позволили снять черное покрывало позора. Аристократы стали приглашать сына Марция в гости к своим детям: это было экзотично и в духе времени. Девочка сказала свое первое слово. Оно было странным: <����рыба>. Когда траур кончился, Волумния ушла из города к Клелиевым рвам и зарезала себя на том месте, где последний раз говорила с сыном.