Юлиан Семенов - Он убил меня под Луанг-Прабангом

- Спасибо, - сказал австриец. - Хороший снег, а?

- Снег дрянной, - сказал парень, перестав играть на губной гармошке. - Если он не прекратится, надо будет здесь ночевать.

- Ну и прекрасно, - сказал австриец, - это ж приключение. Что может быть лучше приключений в нашей жизни?

Парень показал глазами на женщину, сидевшую спиной к ним возле окна, и ответил:

- Любовь лучше приключений.

Австриец громко крикнул:

- Эй, кто-нибудь!

Из-за занавески выскочила девушка и сказала:

- Просим вас...

- Сливовицы... Пять крат, - показал на пальцах австриец.

Девушка сделала испуганные глаза и побежала выполнять заказ.

- Девушка, - попросил ее Степанов, - мне тоже. Пять крат.

Степанов вообще не хотел пить, но его всегда злило и обижало, когда за границей он видел седых, краснолицых буржуев, делавших то, что им хотелось делать.

- Приятно шумит ветер, - сказал австриец, - особенно это приятно, когда сидишь возле раскаленной печки и можно выпить.

Буран крутил все сильнее, и парень, спрятав губную гармошку, сказал:

- Пойду хлопотать о ночлеге.

Он посмотрел на женщину и, подойдя к ней, спросил:

- О вас позаботиться?

- Спасибо, - ответила женщина, не оборачиваясь, - не надо.

Парень пожал плечами и вышел. В ресторанчик, когда он открывал дверь, залетел снег - огромные белые хлопья. Они быстро растаяли, сделавшись грязными каплями воды на дощатом, плохо крашенном полу.

Австриец подошел к музыкальному автомату и бросил туда монетку.

Женщина обернулась и сказала:

- Какая громкая музыка.

- Разве это плохо? - спросил австриец. - Это хорошо, когда громкая музыка. Хотите выпить?

- Нет. Не хочу, - ответила женщина и, помедлив, добавила: - Благодарю вас.

Она была смуглой, но загар у нее был нездешний. Тут, в горах, загар бывает бронзовый, очень яркий, а потому - недолгий.

Австриец опрокинул подряд две рюмки, вытянул ноги, откинулся на высокую спинку и закрыл глаза.

- Боже ты мой, - сказал он, - как это хорошо, когда в горах шумит буран. Когда человечеству делается скучно, оно начинает войны. А горнолыжники, когда им скучно, уходят в буран, и у них проходит и скука и злость.

Степанов отошел к окну.

"Мело, мело по всей земле во все пределы, - вспомнил он, - свеча горела на столе, свеча горела..."

Женщина обернулась и поглядела на австрийца. Он курил, тяжело затягиваясь.

- Выключите, пожалуйста, эту дурацкую музыку, - попросила она.

Степанов сделал шаг к музыкальному автомату, но пластинка кончилась, и стало тихо, и особенно слышным сделался буран и рокочущий голос водителя фуникулера на кухне.

- Вам не холодно возле окна? - спросил Степанов.

- Нет.

- Издалека приехали?

- Да, - ответила женщина и поднялась. Надев шапку, она вышла из ресторанчика.

Австриец поднялся и спросил:

- Посмотрите, она начала спуск?

- Куда? - не понял Степанов.

- Вниз. Она всегда ждет бурана и спускается вниз через метель.

Степанов смотрел на снежную мглу, но ничего не смог увидеть.

Австриец застегнул свою куртку, допил сливовицу и сказал:

- Если бы эта женщина смогла меня полюбить, я был бы самым счастливым человеком в мире.

Степанов заметил, что австриец сейчас уже не был краснолицым. Он видел только, что он седой, а лицо у него стало бледное и скулы обтянуты щетинистой кожей.

- В мире, - сказал он очень грустно, - есть одна-единственая женщина, которая может дать счастье, но она всегда принадлежит другому.

И он ушел, и Степанов увидел, как сквозь метель промелькнула стремительная тень, - австриец погнал вниз, следом за этой молчаливой, смуглой, совсем не красивой женщиной.

04.47

- Вы просто устали, милый, - сказала Тань, целуя Эда.

Эд повернулся на спину и закурил.

- Ты все знаешь, Тань? А? Ты, знаешь все?

- Про мужчин я знаю все, - улыбнулась она в темноте, - а про себя я ничего не знаю.

- Наверное, в моем возрасте уже нельзя ложиться с женщиной, если не любишь ее. Или хотя бы не увлечен самую малость.

- Вы хотите обидеть меня?

- Прости. Просто такая дурацкая привычка - рассуждать о себе вслух.

- А я думала, что писатели чаще думают о других.

- Ты тоже думаешь? - сказал он жестко. - Кто бы рядом со мной хоть немного не думал, а?

- Поспите, милый, - сказала она, обнимая его своей тонкой, прозрачной рукой, - вам надо отдохнуть. На этой страшной войне вы совсем не щадите себя.

- Ты заплачешь, если я ударю тебя, Тань?

- Если вам станет легче - ударьте. Я не заплачу. Хорошо, что вы сказали, а то я бы очень удивилась. Меня никогда не били.