Юлиан Семенов - Пресс-центр

Во втором материале, опубликованном в "Экспресс", сообщалось, что режиссер фильма Руиджи, вызванный для допроса, не смог прибыть на судебное заседание, так как попал в автокатастрофу; однако продюсер ленты Чезаре ответил на все вопросы суда: "Да, трагедия с Франческой до сих пор в сердцах тех, кто знал эту замечательную актрису и великолепного человека; да, я видел ее в ночь накануне трагедии, когда она застрелилась; нет, мне казалось, что ее угнетенное состояние связано с тем, что пятьсот метров пленки, где она снималась в очень сложном эпизоде, оказались бракованными, а у нее было подписано два новых контракта, неустойка громадна, у нас по этому поводу велись сложные переговоры с ее адвокатом Марьяни; нет, я не знаю, от кого она была беременна, это до сих пор неизвестно; при этом, уважаемые судьи, вы должны иметь в виду, что Франческа вообще была крайне неуравновешенной, но мы все прощали ей за то, что она Франческа, этим все сказано".

Второй раз имя Дона Валлоне - так же вскользь упоминалось в статье, опубликованной еженедельником "Авангард", где речь шла о совершенно новом бизнесе: с молоденькими привлекательными машинистками во Франции и Дании заключались договоры на два года выгодной секретарской работы в Африке и арабских эмиратах; по прибытии на место девушки исчезали; их просто-напросто продавали в закрытые бордели; когда одной несчастной удалось вырваться, всплыло имя Дона Валлоне, поскольку рекламу в газеты, которая приманивала девушек - высокие оклады содержания и прекрасные квартирные условия "на берегу океана, в удобных коттеджах", - помещала контора, которую финансировали его люди.

- Имя этой несчастной вам неизвестно? - Степанов кивнул на вырезку из "Авангарда".

- Нет, - ответил "сэр Все".

- Но в досье еженедельника оно может храниться?

"Сэр Все" перевернул вырезку, пожал плечами.

- Вряд ли... Как-никак пять лет... Досье не станет хранить эту безделицу так долго,

Степанов нахмурился, повторив:

- "Безделицу"...

В третьем материале приводилась речь Дона Баллоне, посвященная памяти Энрике Маттеи; он скорбно говорил об организаторской мощи "великого итальянского бизнесмена и патриота. Спекуляции иностранной прессы и нашей левой, постоянно всех и вся обличающей в связи с гибелью Маттеи, лишь средство внести раскол в ряды тех, кто делает все, чтобы экономика республики развивалась динамично и плодотворно, как и подобает стране с великой историей. Не козни мифической мафии, но трагедия, которую никто не мог предвидеть, вырвала из наших рядов того, кто всегда останется в сердцах благодарных граждан".

Здесь же давался комментарий Джузеппе Негри, журналиста из Милана, который утверждал, что за семь дней до гибели Энрике Маттеи в беседе с двумя репортерами в Палермо прямо обвинил Дона Баллоне в том, что тот саботирует экономическую реформу на Сицилии и представляет интересы не только итальянцев, но определенных магнатов из Соединенных Штатов.

- По Леопольдо Грацио вы смотрели? - спросил Степанов.

- Через час после сообщения о его гибели Мари приехала ко мне... Мы перерыли весь архив, ничего толкового нет...

- У вас кончилось время? - спросил Степанов.

- Да, - кивнул "сэр Все". - Куда вас подвезти?

- В центр, если вы едете в том направлении.

- В том, - "сэр Все" поднялся, надел пиджак, пропустил Степанова, легко захлопнул дверь и, как мальчишка, играючи, поскакал через две ступеньки вниз по крутой, словно корабельной лестнице.

- Вы не запираете дверь на хороший замок? поинтересовался Степанов. - У вас же дома бесценное богатство, опасно так оставлять.

- Квартира застрахована... Миллион швейцарских франков...

- Платите такую чудовищную страховку? - Степанов удивился. - Это же стоит громадных денег.

- Нет, - "сэр Все" улыбнулся. - За меня платят три газеты и клуб иностранных журналистов Пресс-центра.

Они сели в его старенький скрипучий "фольксваген", десятилетнего, по крайней мере, возраста, и отправились в центр.

- Когда вы начали заниматься этим делом? поинтересовался Степанов.

"Сэр Все" пожал плечами.

- Я хорошо помню все про других, про себя слабо... Наверное, когда осознал, что моя журналистская деятельность - сущая мура, нет пера, могу говорить, но не умею писать, чувствую, а не знаю, как выразить... Лишь с возрастом начинаешь понимать всю упоительную значимость факта, умение найти пересечения причин и последствий... Да и потом я, как и каждый из нас, в долгу перед собственной совестью... Сколько же мы грешили попусту?! Сколько раз писали не то?! Не про тех! Бездумно и безответственно! Сколько раз поддавались настроению, минутной выгоде или просто безразличию?! Стало стыдно за себя, и я начал заниматься фактом... Здесь все, как в математике. Никаких изначальных эмоций... Где вас высадить?