Алексей Макеев - Тайна жертвенных ягнят

— Они будут! — рявкнул Гуляев, гневно сверкая очами, и ткнул меня пальцем в грудь. — Но ты завтра сам пойдешь в полицию и признаешься в убийстве женщины в аэропорту, Люстрина и девушки в баре!

Нашел дурака за чужие грехи отвечать! Я тоже психанул и, отводя руку «селадона», рассмеялся ему прямо в лицо:

— Ага, сейчас! Может быть, мне еще взять на себя все не раскрытые на побережье Турции убийства за все годы существования республики! Вот это видел?

Неприлично, конечно, в присутствии дам показывать такой жест, и тем не менее не в силах от обиды и гнева контролировать свои поступки, я сложил комбинацию из трех пальцев и сунул фигу под нос «селадону».

— А я говорю, пойдешь! — уклоняясь от выставленного мною кукиша, выкрикнул Гуляев и, распалившись не на шутку, заорал: — Иначе я тебя!.. — Он размахнулся и выбросил вперед кулак, метя мне в лицо.

Нашел кого запугивать! Глупец, не понимает, с кем он связался! Я же в свое время был чемпионом города по борьбе! С легкостью перехватив руку Николая и опустив ее вниз, я внушительно посоветовал:

— Угомонись! Не заставляй меня опускаться до того, чтобы бить тебя в присутствии женщин.

— Да я!.. Я!.. — задыхаясь от злобы и ненависти, вскричал «селадон» и попытался ударить меня второй рукой.

Заколебал меня этот бывший красавец! Я перехватил и эту руку и неуловимым молниеносным движением коленкой в пах заставил его ойкнуть и согнуться. Все, для меня он больше не опасен! Я отпустил руки Гуляева, чтобы дать ему возможность схватиться ладонями за причинное место, что Гуляев не преминул сделать.

— Да ладно тебе, Коля, Игорь ни в чем не виноват! — выступил на мою защиту полицейский и встал между мной и «селадоном». — Я тебе отвечаю!

Боль не отпускала бывшего красавца, и он даже присел.

— Ну, зачем ты так! — вдруг с осуждением сказала Алина. — Ты же сильнее его! — Ей, видать, хотелось хоть чем-то досадить мне за мое некорректное по отношению к ней в баре поведение.

— Да идите вы все! — рявкнул я с обидой и горечью, развернулся и пошел прочь от своих попутчиков.

На следующий день приехал российский консул, и нас, живущих в отеле россиян, собрали после завтрака в помещении ресторана. Консул — молодой невысокий мужчина интеллигентной наружности, в белой рубашке с коротким рукавом, в черных брюках и черных туфлях — стремительно вошел в столовую в сопровождении молодой женщины, очевидно, сотрудницы российского консульства в Турции, и представился:

— Владимир Алексеевич Власов… Уважаемые соотечественники! — неожиданно голосом трибуна заговорил он. — За прошедшие сутки в Турции погибли два россиянина. Это вопиющий факт! Международный скандал! Турки говорят, что наши граждане сами виноваты в случившемся. Возможно, это не так, но необходимо установить истину, какова бы она ни была. Поэтому мне хотелось бы, чтобы те из вас, кто видел, при каких обстоятельствах погибли… э-э… — Он запнулся, а стоявшая за его спиной женщина, заглянув в блокнот, подсказала нужные фамилии, и консул продолжил: — Граждане Леонид Люстрин и Мария Лебедева, или кому-либо известны другие обстоятельства, связанные со смертью вышеуказанных граждан, прошу сообщить мне. — Он замолчал, выжидающе обвел зал вопросительным взглядом и после паузы разочарованно проговорил: — Понятно. Как обычно, никто ничего не знает. Тогда поступим так. Среди вас, насколько я знаю, есть майор полиции из Московского уголовного розыска. Покажитесь, пожалуйста.

Сидевший неподалеку от меня Бурмистров, еще не уверенный в том, что обращаются именно к нему, оглянулся, словно ожидая, не встанет ли кто-нибудь другой. Но нет, кроме него, полицейского из Московского уголовного розыска больше не нашлось, и Михаилу пришлось подняться.

— Когда в Москве узнали о произошедших здесь событиях, мне сообщили о вас — позвонили и сказали, что я могу надеяться на вашу помощь, — сказал консул.

— Да, конечно, — кивнул майор, сегодня трезвый как стеклышко, но все же чувствовалось, что он страдает от похмелья, это выражалось в его неуверенном виде и нетвердых жестах.

— Так вот, — снова обратился к залу Владимир Алексеевич, — если все же кто-то из вас что-то вспомнит, на его взгляд, важное, относящееся к обстоятельствам смерти Люстрина или Лебедевой, попрошу сообщить майору… — Он замолчал, дожидаясь, когда полицейский сам назовет свою фамилию.

Тот понял, чего от него хотят, и громко назвался: