Фридрих Незнанский - Ищите женщину

– У вас партнерство дошло уже до такой степени? – удивился Костя.

В отдельных случаях. И тут надо было помочь. Что мы и попытались сделать. Информация у нас была. Шла самая обыкновенная торговля, перемежаемая малоскрываемыми угрозами со стороны американца. Сейчас я уже могу тебе сказать, что Петри оказался в некотором роде «двойником». С ЦРУ, как, впрочем, и с нашей службой, ты знаешь, навсегда не расстаются. Вот и он, выполняя задание «своих», должен был одновременно действовать и от лица, к примеру, генералов, которые воплощают на деле элитарную психологию кажущейся вседозволенности. Вспомни нас самих, Костя. Только мы имели в виду мифическую мировую революцию под нашим флагом, а они вполне реальное имперское процветание, но только – под своим.

– Но ведь всякий имперский эгоизм во все времена кончался одинаково, – тактично заметил Костя.

– В конце концов – да. Но разве тебе очень хочется побывать в шкуре гладиатора Спартака? Нет, Костя, нехорошо все это кончится. Вот поэтому одна из сторон, причем без нашего участия, решила пожертвовать этим Петри, чтобы закрыть вопрос. Тогда и появился в качестве последнего аргумента киллер. Но, я повторяю, Костя, это была не наша инициатива.

– Но все-таки под контролем?

– Костя, есть вещи, которые я даже тебе раскрыть не могу. Но чтоб ты не подозревал меня в недружественном по отношению к тебе акте, скажу так: и да, и нет. Пэссив, Костя.

– Но тогда зачем же, передав нам, по сути, расследование, вы так жестко обложили нас? Какой смысл?

– Если бы ты мне этот вопрос задал, скажем, неделю назад, я бы тебе, возможно, ответил. Но сейчас он полностью утратил смысл. Зачем ворошить?

– Если я тебя правильно понял, Дима, то это говорит не в вашу пользу?

– Увы, Костя…

…– Можно, я догадаюсь? – спросил Турецкий.

– Попробуй, – улыбнулся Меркулов.

– Но ты не будешь сердиться, если я назову вещь своим именем?

– Если только подлинным.

– Они просрали уговор с американцами и, не надеясь на себя, решили использовать нас на всю катушку. И, мешая работать, опережая со своими дурацкими обысками, сидя на хвосте, по существу заставляли пахать на них же, но с еще большей злостью.

– А ведь он прав, Костя, – вклинился Грязнов. – Они же не стреляли, не угрожали явно. Хотя и не постеснялись бы, если б поступила команда. И вы знаете, братцы, я их, пожалуй, не виню: они ведь иначе уже и не могут…

– Мне тоже приходила эта мысль в голову, – сказал Меркулов. – Однако я отгонял ее как… слишком уж примитивную… Но меня заботило оружие, вот что…

– А пистолет, Дима? Ты же в курсе, что нам помог в этом смысле ваш Богаткин? Нас бы вы наверняка не допустили в свои катакомбы. Что случилось?

– Я в курсе. Богаткин получил санкцию.

– Он в нашей бригаде и, как один из ее руководителей, обладает полнотой информации по делу. Ну за исключением… ты понимаешь? Но то не по нашей инициативе. Наумов, по сути, сам определил рамки.

– Я думаю, что руководству полковника Богаткина этого будет вполне достаточно. Лишнее доказательство в пользу плодотворной совместной работы – на будущее. Что же касается собственно пистолета, предназначенного, как тебе известно, для спецподразделений, то по этому поводу я мог бы рассказать тебе старую байку про вора в собственном доме. Но она длинная, а ты, полагаю, хорошо ее знаешь. Что поделаешь, Костя, ведем расследование. Но я должен констатировать, что проделано было в высшей степени профессионально: одним ударом – две фигуры с доски. И с концами. Вы сумели вычислить – честь, как говорится, и хвала. Попробуйте достать. Наши партнеры – там – категорически открещиваются, считая, что убийство организовано по нашей инициативе. Мол, объекты ни до чего не договорились, вот и… Но мы не можем выходить по этому поводу на официальный уровень, а вы можете. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – тяжко вздохнул Костя. – А между прочим, воры в собственном доме появляются, Дима, как подсказывает мне моя практика, тогда, когда в доме кончается порядок. Исчезает вера в свой дом.

– И во все его составляющие, как-то: уважение, любовь к ближнему своему, честность, трудолюбие…

– Можешь перечислить без зазрения совести все положенные заповеди – и ни в чем не ошибешься. Но я о другом. Значит, совсем плохи наши дела, Дима?

– Ты про вообще или только про свои? – хитро ушел от прямого ответа Коптев.

– Да и те, и другие, – отмахнулся Меркулов.

– Я не пессимист, ты знаешь, но и для оптимизма почвы никакой тоже не вижу. У меня, Костя, порой возникает ощущение, что мы попали в ловушку собственных амбиций. На определенном этапе мы почему-то уверили себя, что если когда-то к нам потянулись люди, приветствующие наши идеи, то они просто обязаны также и принять наш образ жизни. И тут происходила главная нестыковка. Возвышенные идеи, повторяющие все те же заповеди Христовы, и методы их воплощения оказались неадекватны.