Фридрих Незнанский - Ищите женщину

Итак, фамилия, имя, отчество?… Год и место рождения?…

И рассказал Рэм, на которого после кофе с пирожками перестали действовать отрицательные флюиды, исходящие от генеральского мундира Грязнова, следующую историю. Ну в тех, конечно, параметрах, в которых она была известна заместителю главного редактора и хорошему – не другу, нет, – скорее приятелю покойного журналиста, довольно способного парня тридцати двух лет от роду, Вадима Кокорина.

Протокол допроса мало напоминает по форме изложения исповедь человека. Разные задачи, разные и формы выражения мысли. Но суть остается той же, только более конкретизированной и в чем-то обобщенной…

Отец Вадима, Игорь Владимирович Красновский, был долгое время «засекреченным» человеком, входившим в известную группу ядерщиков, шедших по стопам великого Сахарова. Причем и в прямом, и в переносном смысле. Игорь Владимирович, как и другие его коллеги-физики, был несомненно талантлив в своем деле и участвовал довольно успешно в некоторых закрытых разработках, связанных с продукцией, выпускаемой Министерством так называемого среднего машиностроения. Проще говоря, с атомной промышленностью. И вместе с этим Красновский в начале семидесятых годов за свое вольномыслие и вообще неприемлемые мятежные идеи а-ля Сахаров получил от властей предержащих позорную кличку диссидента, а чуть позже и вообще врага советской власти, трудового народа и лично товарища Л. И. Брежнева, хотя в ту пору генсек, вероятно, о нем и слыхом не слыхивал.

Короче, вольнолюбивые высказывания физика привели его в пермские лагеря, где он овладел наконец полной, как шутили в то время, свободой сновидений. А также заимел натуральную возможность оплатить на лесоповале все затраты, произведенные государством на его воспитание и обучение ремеслу физика-ядерщика.

Случилось это в семидесятые годы, в начале – дату можно будет уточнить позже, истребовав дело в архивах бывшего КГБ. На воле у физика остались жена и шестилетний сын Вадик, ходивший в детский сад. До тех пор, разумеется, пока папа работал в своем институте. Затем лафа кончилась. Безработная мама встала перед выбором: либо изображать из себя декабристку, что не давало ей никаких привилегий, либо подать на развод и снова выйти замуж, чтобы обеспечить маленькому сыну минимум необходимого. Победил, как говорится, трезвый расчет, то есть второй вариант.

Все эти западные вопли о политических заключенных в Советском Союзе, об удушении подлинной свободы и несчастных диссидентах основную массу населения, не говоря уже о его политическом руководстве, не колыхали. Тем более что спутники советские летали, покоряя околоземное пространство, полигоны сотрясались от ядерных взрывов всевозрастающих мощностей, а до Афгана, подействовавшего на психику народов страны, было еще далеко. Бывали, конечно, неприятности международного порядка, но и их научились гасить специально на то натасканные службы.

Так, в конце семидесятых – это тоже легко уточняется – благодаря или в связи с предательством одного из советских резидентов в Штатах был задержан, судим и посажен в тюрьму советский разведчик. Не Рудольф Абель, конечно, но персона тем не менее важная. Требовалось найти возможность возвратить его на родину. А противные америкашки, которые не могли придумать ничего умнее, предложили обменять полковника и орденоносца на храброго диссидента, томящегося в Пермской области по такому-то почтовому адресу.

Словом, долго ли, коротко ли, но обмен состоялся. И был он мало похож на известное кино про «мертвый сезон». Полковника встретили коллеги по опасной профессии в Москве, а поганого диссидента – частный Конструктивный институт «Российское общество», имеющий место быть в городе Нью-Йорке. Первый – из тюрьмы на свободу, а второй – из лагеря в эмигрантскую тусовку, готовившую как раз в ту пору так называемые Сахаровские слушания в американском конгрессе в Вашингтоне.

Вот, собственно, и вся предыстория.

Далее события развивались так. Мальчик Вадим вырос, при вручении ему паспорта взял, естественно, фамилию матери – Кокориной, не мог он носить фамилию выдворенного из Советского Союза какого-то эмигранта Красновского. Закончил школу, затем журфак МГУ, работал на телевидении, в газетах, много ездил по стране, бывал и за рубежом, правда, уже после начала перестройки. Впрочем, до перестройки ему и нечего было делать в заграничных краях, мал еще. К тридцати годам, поднакопив журналистский опыт, устроился на работу в «События и люди» – газету, в чем-то даже солидную и уважаемую. Показал себя человеком вдумчивым, ответственным, что видно из характеристики, подписанной редактором этого еженедельного издания, которую в числе других справок и документов Александру Борисовичу подвезут грязновские оперативники с минуты на минуту.