Яна Розова - Мост над черной бездной

– Прости! Я не могу быть отцом! У меня нет желания жить, желания увидеть внуков, я не знаю… – Он терял убедительность и не решался сказать о главном. Но это было необходимо. – Давай, я просто буду… просто обеспечу вас на какое-то время… У меня есть пять тысяч долларов, они твои!

Она смотрела на него с изумлением и недоверием. Но не с тем изумлением и недоверием, с которым смотрит женщина, чьи потаенные мечты были угаданы и исполнены.

– Ты хочешь откупиться? – наконец произнесла она. – Ты не понимаешь… Меня уже записали в неудачницы, жалеют, посмеиваются за спиной! А я… – Тут она сразу безо всякой подготовки разрыдалась. – Я хочу им сказать, что это не просто ребенок «для себя», а ребенок от моего мужчины! Ты должен быть рядом со мной, обязан! Никакие деньги этого не заменят!

Павел сидел стиснув зубы и глушил внутри себя вспышку раздражения. Боялся открыть рот. Захотелось курить.

– Почему ты молчишь? – Яна перестала плакать так же внезапно, как и начала. – Почему ты живешь с той старой кошелкой? Почему ты не радуешься, что у тебя будет сын?

Пожалуй, это был самый страшный момент за время, прошедшее с того пожара, после которого Седову расхотелось жить. Он был уничтожен окончательно. Все оказалось реальным, настоящим, и он точно знал, что ему не защитить своего сына от этого мира, не спасти, как не спас он женщину, которую любил.

Яна продолжала говорить, но он ее не слышал.

– Мы должны жить вместе. Я не должна чувствовать себя одинокой, если я буду несчастна, то и наш сын будет несчастным! Ты должен бросить пить.

И тут Пашка сорвался с места. По дороге он машинально сунул в руку официантки купюру, в несколько раз большую, чем сумма их заказа, отмахнулся от ее вопроса и выбежал на улицу. В себя он пришел у дома Элли.

Войдя в ее мастерскую, молча достал из тумбы виски и сделал из горла несколько глотков. Элли смотрела на него в легком недоумении, подняв брови, но стараясь не морщить при этом лоб.

Он сказал:

– Элли, я больше не могу оставаться с тобой. Я должен уйти к Яне.

Женщина сразу постарела, подошла к нему и обняла за шею. Он прижал ее к себе, а сердце, которое только что безумно билось в его груди, начало успокаиваться.

Все было решено. Оставалось только завершить одно дело из старой жизни – надо было найти убийцу Артура Перцева. Все прочее умерло.

Уже через два часа Седов сидел в доме тещи, выжимая из себя разлюбезную улыбку. Эта проклятая улыбка была его лучшей маской, она все крепче прилипала к его лицу, врастая в кожу.

Сияя этой гадкой улыбкой, Седов уже вручил два букета цветов – Яне и Софье Владимировне, – а также произнес фразу «Яна, выходи за меня замуж».

После этих слов Яна повисла на нем камнем, Софья Владимировна, видя, что зятек на сей раз трезв и мил, изобразила на лице брезгливо-озабоченное выражение, которое должно было предостеречь дочь от излишнего восторга по поводу такого замужества.

– Надолго ли это? – пробурчала она и стала собирать на стол: помолвку следовало отметить. – Яна, я приглашу тетю Зою, тетю Зину, тетю…

– Мама, мы уезжаем в Гродин! – прервала ее Яна, отпуская Пашкину шею.

Свои вещи счастливая невеста собрала за пятнадцать минут. Счастливый жених взял ее сумку и, не удержавшись от ядовитой выходки, вдруг звонко чмокнул потенциальную тещу в дряблую щеку. Яна ошарашенно уставилась на него, но тут же выбросила этот эпизод из головы. Она испытывала такую радость от официального освобождения из-под материнской опеки, что могла простить Паше любой фортель.

В Гродине они остановились в квартире Яны, где было удобнее ей, ведь Седов мало в чем нуждался. После роскошного ужина, дождавшись, пока Яна, свернувшаяся в кровати уютным калачиком, уснет, он вышел из дома – в магазин за водкой.

Водка показалась ему почти вкусной, и пусть от нее не могло полегчать, зато, выпив, он мог хотя бы не мучиться от бессонницы. Запершись на кухне, Паша пил и дымил сигаретами, добиваясь мало-мальски сонливого состояния. Звонок мобильного телефона энтузиазма в нем не возбудил.

– Алло, – произнес он в трубку.

– Паш… – Это был голос Элли, хоть звонок пришел и с чужого номера. – Ты как?

– Нормально.

– Паш…

– Я не могу говорить, я же просил.

На самом деле он не просил ее ни о чем, но сейчас ему казалось, что так и было. Элли стала для него табу, он считал необходимым, по крайней мере месяц, не видеть и не слышать ее, чтобы убедиться – он сможет больше не жалеть о ней.