Вера Коркина - Умный, наглый, сомоуверенный

— Может, на попутке?

— Это устанавливаем, но не такая она дура, чтобы с кем попало садиться в машину.

— Может, была расстроена? — Авилов говорил одно, а думал совсем другое: Ира, конечно, не дура, но уверена в себе: может быть и неосторожной, и рискованной.

— Ладно, утром все. Иди спи. Сердце болит.

Полковник перевернулся на бок, отвернувшись от Сашки. Тоже мне помощник. Занялся своими делами. Зацепками. Позлившись, Юрий Максимович внезапно заснул.

Письмо № 19.

«Дорогая Танюша, спасибо тебе, что меня навестила. Это была, можно сказать, единственная радость в моей жизни. С тобой мне всегда надежно, в твоем правильном мире все стоит на местах, а в моем — свистопляска, так что я минуты не живу спокойно. Сильно заболела Маруся, у нее острый отит, и она плачет так, что мы с мамой разрываемся на части. Вышла неприятность с мадам, о которой я тебе не сказала всей правды.

Вечером, пока ты отдыхала, у нас была перепалка из-за вешалки. Она ее решила искать самостоятельно, а я не могла вытерпеть, чтобы шмонали мои шкафы. Прошли те времена, когда ей было все можно. Я была с ней не слишком любезна, и она отбыла, не простившись. А потом приехала милиция, сказали, что она пропала. Если ты что-нибудь знаешь — сообщи срочно, потому что они меня, кажется, подозревают, тем более что мадам забыла кольцо, а милиции это не слишком понравилось, и они его конфисковали. Наверное, это улика против меня. Еще в туалете было разбито стекло. Мы с мамой успели вставить до милиции, но все равно странно, кому понадобилось?

Но это еще не все. Павел, как уехал на рыбалку, так с тех пор о нем ни слуху ни духу. Исчез, а ведь так уже однажды было. Уже неделя, как его нет. Если это протянется еще недели две, то все пойдет по кругу: не только маме, но и мне придется искать работу, и я попаду в кабалу к какому-нибудь Лео. Что опять могло стрястись с Павлом, чтоб мучить меня неизвестностью? Ведь хорошо жили, но опять недолго. То понос у него, то золотуха. Живешь, как на вулкане. Я начинаю думать, что в этой жизни полагаться можно только на себя и маму.

Тебе хорошо, ты умеешь справляться с неприятностями, переименовала себя, высчитала знаки согласия, и все исправилось. Я же, дура такая, ничего не понимаю, плыву по течению, и любой делает со мной, что захочет. Ты думаешь, я зарюсь на чужое, хочу урвать побольше, но это не так. Я сопротивляюсь и пытаюсь взять то, что заслужила. Неужели за все мои труды мне не причитается нормальной жизни? Это несправедливо. Ведь она есть у любого, и у тебя она есть. Тебя окружают сочувствием, а меня вечно эксплуатируют и норовят обставить. Где тут правда и стоит ли так жить? С несправедливостью я не могу смириться — это нечестно.

Сейчас меня терзает подозрение, что я осталась на бобах, как тетка Нюра, мне обещали жениться и провели. Что целью Павла была вовсе не семейная жизнь, а иначе что ж не жить, а что-то другое. Может, он брачный аферист? Я оказалась его помощницей в делишках, а когда они закончились, то и все. Сижу, как дурочка, одна, и мысли самые зловещие. Меня просто использовали, а ничего другого просто не приходит в голову. Или он разлюбил, или не любил никогда. Если это так, то я отомщу.

По нему никогда ничего точно не скажешь. Мы вместе давно, но утверждать, что этого человека я знаю, я не берусь. Какой-то оборотень, честное слово. Ласковый, слова всегда правильные, а поступки — как видишь! Мне кажется, он отлично догадывается, что бы я хотела услышать, о чем мечтаю, и говорит именно это, а на деле все иначе. Но я ему верю, потому что на его стороне мои мечты. Он врет, все время врет, а я ему верю.

Ладно, хватит плакаться, потому что, чем бы дело на этот раз ни кончилось, он у меня из доверия вышел, и до правды я доберусь. Пойду заниматься домом, я теперь тут единственный мужчина, и сама себе голова. Если пропавшая мадам успела сговориться с Лео, а Павел не появится, то мне придется отдуваться одной. Обещай мне, Танюша, что сообщишь, если будут какие-нибудь новости о мадам. До встречи. Надеюсь, моя жизнь не рухнет, а на этот раз устоит. Надежда, конечно, слабая».

Полковник, повернувшись на бок, вскоре захрапел, но Авилову было не до сна. Пора кончать с этой бодягой. Так в тридцать лет можно сделаться инвалидом. Надо добраться до этой ерунды, что свалилась на его голову. Он пощупал синяк, продолжавший наливаться, и шишку на затылке. Болел локоть, и ломило в спине.

Как только он начинал разбираться с одной проблемой, тут же, как забор, выстраивалось новое препятствие. Как Одиссей, который не может добраться до Итаки уже тридцать лет, он одолевает одно препятствие за другим, а конца не видно. Может, Одиссей и не хочет домашнего покоя? Может, ему не хочется расставаться с бурной жизнью, и судьба идет навстречу, подкидывая проблемы?