Анна Шахова - Ванильный запах смерти

– Василий на васильковой поляне. Просто символ какой-то. Знак. – Даша поудобнее устроилась в мужниных руках. – Тебе нравится? – она подбородком показала на картину, где из сонма хаотичных точек проступала гладь травы и цветов.

– Да не то слово! Ван Гогу и не снилось, – хмыкнул Василий и поднялся вслед за женой, которая, посмотрев на часы, вспорхнула и начала торопливо собирать художнический скарб.

Жара не располагала даже здесь, «Под ивой», к активным передвижениям в разгар дня – все предпочитали отдавать дань Морфею. После четырех начиналось легкое оживление: кто-то выходил в холл купить газировки, кто-то распахивал окно, выключая кондиционер и пуская живой воздух, кто-то курил на балкончике, любуясь серебряной листвой огромной ивы, растущей с северной стороны дома. Потом раздавались смешки, громкие голоса, топот на лестнице – и к пяти гости сходились, нарядные и румяные после сна, на террасе.

Сегодня первой свое место за столом заняла дальняя родственница Даши – Лика Травина: толстенькая улыбчивая женщина без возраста, преданная «нарядной» одежде с люрексом и детскому крему как универсальному косметическому средству. Тонкие соломенные волосы она стригла под «гарсон», который немилосердно подчеркивал ее круглые щеки. Даша пообещала ей проживание за полцены и теперь с ужасом считала дни до отъезда Лики, когда откроется правда: с гостями рассчитывался ТОЛЬКО муж. Лика принарядилась в кумачовую футболку с блестящей пандой на груди. Зуля, выйдя на террасу и уставившись на объемный бюст Травиной, аж поперхнулась, приветствуя ее.

– Вы, Зуленька, как всегда, неотразимы! – расплылась в бесхитростной улыбке Лика. Зуля вымучила крокодилий оскал и уселась, сверкая загорелыми плечами. Она была в донельзя открытом сарафанчике лососевого цвета. Копну каштановых кудрей Абашева собрала высоко на затылке. Расположившийся напротив редакторши Степан Никитич Бултыхов глаз не мог оторвать от ее лебединой шеи.

Описать внешность самого Степана Никитича представлялось большой проблемой. Он был классически невзрачен: ни толст ни тонок, ни стар ни молод, русый, с простоватым лицом и серыми глазами, а довершали невзрачный образ бесформенные усики. Приехал по рекомендации то ли соседа, то ли приятеля покойного хозяина. Он так мало и невразумительно говорил, что Василий отказался от идеи завести дружески-деловые связи с этим бирюком. Приехал сам – и ладно. Чем занимался Бултыхов, также оставалось загадкой. В течение недели, что Степан Никитич проживал в отеле, он с рассветом уходил на рыбалку – незначительный улов торжественно вручал местному приблудному коту, а после сидел с газетами на террасе, потягивая мятный настой. К спорту, прогулкам и купанию Бултыхов не проявлял ни малейшего интереса.

– Дашенька, мне бы, как всегда, кофейку, – голосом капризного ребенка обратилась Абашева к хозяйке, расставляющей вазочки с печеньем и кексами на столе.

– Хотя бы раз попробуйте наши травяные чаи, Зуленька, – сказал Василий, водружая с превеликой осторожностью устрашающий самовар на стол.

Зуля в ответ скривилась:

– Все они для меня на один вкус: крапива крапивой. Нет-нет, и не пытайтесь сделать из кофеманки чаеманку. Это также бессмысленно, как делать из кошатника собачника.

– А вы сами, конечно же, кошатница, – пробурчал Бултыхов в усы.

И страшно смутился, натолкнувшись на колючий взгляд.

– Отчего же? Собачница. У меня французский бульдог Кузя. Жуткий храпун и пердун.

– Какая прелесть! – хлопнула пухлыми ладошками Лика. – На кого же вы его оставили?

Зуля оставила вопрос Травиной без ответа, беря из рук Даши свой «американо». На приготовление кофе, как и вообще на кухню в этом смехотворном обиталище, Абашева пожаловаться не могла. И где только эти супруги-дилетанты раздобыли такого повара?

– Лёвочка Зиновьевич! Идите к нам! – крикнула Лика, взмахнув рукой.

От входа, мимо теннисного стола, к дому шел Гулькин с тюками в руках.

Даша сделала мужу «страшные» глаза. Вася категорически запрещал прислуге болтаться около гостей. Хозяйка умолила сделать для Гулькина исключение, когда речь шла о Лике. Тут явно вырисовывалось что-то романтическое с явной перспективой на дальнейшие отношения.

– Вечер добрый, господа! – почтительно поприветствовал всех, склонив голову, Гулькин и, послав ослепительную улыбку Лике, прошествовал к черному ходу, где его уже встречала хмурая, но исполнительная горничная Ида: она с утра ждала чистое белье из прачечной. Только творческий Лева в заботах о создании креативного сайта совсем позабыл о простынях и полотенцах.