Евгений Сухов - Криминальный репортер

— И ты его добила, так? — я встал со стульчика, и она отступила от меня на шаг, но из границ обзора камер, слава Богу, не вышла.

— Я должна была довести дело до конца, — просто ответила она.

— А зачем ты заклеила ему рот? — спросил я.

— Когда он очнулся, стал кричать, — усмехнулась Наталья. — И отбиваться от моих ударов. Я ударила еще раз, и он потерял сознание. Но был еще жив. И я заклеила ему рот. А потом он вдруг вскочил и стал метаться по квартире. Мне стоило большого труда, чтобы угомонить его.

— Угомонить — это значит, убить? — спросил я, ежась от мурашек, побежавших по телу.

— Да, это именно то и значит, — спокойно ответила она. — А теперь я вынуждена угомонить и тебя. Ты ведь вызвал меня сюда не затем, чтобы срубить с меня деньги?

С этими словами она раскрыла сумочку, достала пистолет и сняла его с предохранителя. Это было для меня неожиданностью, и я, чтобы не подать вида, что растерян, спросил:

— А Петра Самохина ты тоже убила из чувства справедливости?

— Нет, — ответила она. — Он видел меня, когда я поднималась к Санину.

— А кто его порезал? — задал я последний вопрос, из тех, что меня интересовали.

— Я нашла человека, который согласился это сделать, — ответила Наталья. — И знаешь, за сколько?

— За сколько? — спросил я.

— За десять тысяч рублей, — ответила она и усмехнулась. — Но получить успел только пять. Это был аванс…

— Его что, тоже нет больше в живых? — догадался я.

— Тоже, — сказала она. — Я его застрелила вот из этого пистолета. Из которого сейчас убью и тебя.

Она стала медленно поднимать пистолет…

— Кстати, а зачем ты меня вызвал именно сюда?

На ее лбу проступили морщинки, означающие, что она о чем-то напряженно думает. Затем она стала осматриваться, оглядывать стены, потолок. Потом взор ее уперся в меня, и зрачки у нее сузились до размера острия иголки:

— Это западня? Ты что, снимаешь меня?

Она подняла пистолет… И тут одновременно раздались два выстрела. Наталья скривилась от боли… Рука с пистолетом бессильно опустилась… Наталья упала на пол. Медленно, как будто это были замедленные кадры какого-нибудь кино. Впрочем, это мне только так показалось. На самом деле она рухнула на грязный пол, придавив собой огрызки электродов. Рухнула замертво, чтобы больше уже никогда не подняться…

Я не знаю, кто первым позвонил Коробову. Может, я, а может, кто из оперативников. Так или иначе, но Володя появился минуты через три после выстрелов.

— А что, иначе никак было нельзя? — огорченно спросил он, обращаясь почему-то ко мне. И я ответил, будто оправдываясь:

— Кто ж знал, что у нее будет пистолет?

— Надо было знать! — почти заорал он, уже обращаясь к растерянным операм.

— Если б не выстрелил, она бы его убила, — сказал один из них удрученно.

— Убила бы, — почти одновременно с первым сказал второй оперативник.

— Что ж, вам обоим зачет, — жестко произнес Володя, осматривая труп Натальи. — Один выстрел в голову, другой прямо в сердце. Огневая подготовка сдана на отлично. Два капитана, так вашу растак…

Стоявший в сторонке специалист принялся демонтировать камеру.

В принципе дело было сделано: доказательная база по убийствам Игоря Санина и Петра Самохина Натальей Кудашевой (или как ее теперь там) не оставляла сомнений. Все. Дело закрыто. Аплодисменты. Занавес…

— Да ладно, — примирительно произнес я. — Они все-таки спасли мне жизнь.

— Ты тоже хорош… Довел ее, наверное, своими вопросами до белого каления… — произнес Володя. — Репортер хренов!

— Но я должен был их задать… Для того чтобы она своими ответами разоблачила себя. У вас теперь имеются все доказательства по обоим убийствам. Да еще и в третьем призналась.

— В каком еще третьем убийстве? — посмотрел на меня Коробов.

— Она пристрелила парня, которому заказала Петра Самохина, — ответил я. — Из этого вот пистолета, — указал я на лежащий возле тела Натальи пистолет. А потом остановил взгляд на ее лице. Гримасы боли на нем уже не было. Оно выглядело умиротворенным и спокойным.

Потом начались мероприятия, которые всегда идут после смерти человека: приехала следственная бригада, эксперты и врач, сняли в нескольких ракурсах труп Натальи, опросили меня и оперов. Потом все уехали. И остались только мы с Володькой.

— Ты себя не очень кори, — после того, как мы молча просидели в его авто около четверти часа, произнес Володька. — Ты ни в чем не виноват. Во всем виновата она одна…