Мария Спасская - Роковой оберег Марины Цветаевой

— Вот, пожалуйста! Явился! — выкрикнула Светлана, передумав уходить. — Это и есть, Васенька, твои неотложные дела?

— Света, иди домой, — бесстрастно разглядывая невесту, отозвался Василий.

— Значит, к моим родителям ты ехать не можешь, а сюда приходить очень даже можешь? — всхлипнула девушка.

— Иди домой, — настойчиво повторил Василий, подталкивая подругу к двери. Она упиралась, и Шаху пришлось взять Свету на руки и вынести за пределы квартиры. Светлана кричала, вырывалась и молотила кулачками по груди возлюбленного, но Шах был неумолим.

Как только за девушкой закрылась дверь, она тут же принялась стучать в нее ногами и проклинать меня, Василия и всю нашу ненормальную семейку.

— Сейчас тетя Нина прибежит, — обреченно констатировала я, слушая, как под сокрушительными ударами Светиных ног ходит ходуном хлипкая дверь. На лестничной клетке располагались по две квартиры, одна напротив другой, и, кроме Нины Борисовны, больше опасаться было некого.

— Не прибежит, — равнодушно откликнулся Василий. — Тетя Нина уехала к дочери в Екатеринбург.

— С чего бы это? — недоверчиво спросила я.

— Она давно мечтала о новенькой «Мазде», — сообщил Шах. — Твоя соседка получила то, о чем мечтала, сдала мне квартиру на длительный срок и уехала.

Равномерные удары продолжали обрушиваться на дверь, и Света подкрепляла их угрожающими выкриками, но я уже не слушала, что она там кричит. Я во все глаза смотрела на Василия.

— И зачем ты это сделал?

— Поступил так, как счел нужным, — сухо молвил он. — Можешь считать, что я тебя охраняю. Я всегда тебя охранял. И с матерью твоей полоумной все эти годы жил под одной крышей только из за тебя. Иначе она бы тебя окончательно затерроризировала. А так у Марьяны под рукой был враг более достойный, чем ты, и твоя мать отыгрывалась на мне.

Василий стоял так близко, что я чувствовала, как бьется его сердце под толстым белым свитером.

— С ума сойти, — пробормотала я, делая едва заметный шаг назад, чтобы не упираться носом в его шерстяную грудь. И сдавленно заговорила: — Что уж там скрывать, я, конечно, была влюблена в тебя в детстве и даже просила Дедушку Мороза, чтобы он сделал меня невозможной красавицей и открыл бы тебе глаза на мою красоту, но никогда не мечтала, чтобы ты сам, добровольно, поселился со мной по соседству. Я всегда думала, что стою у тебя поперек горла…

Не спуская глаз с моего лица, Василий обхватил ладонями мои щеки, молча притянул к себе и поцеловал так нежно и страстно, что у меня закружилась голова и подогнулись ноги. Как провели оставшееся до выезда время, я совершенно не помню. Вернее, помню, но не хочу об этом рассказывать, чтобы не потерять ни частички так неожиданно свалившегося на меня счастья.

Марина поравнялась со знакомой избой и, толкнув калитку, вошла на заваленный хламом двор. Хозяева топили печь, и легкий дымок поднимался из трубы. В избе пахло гречневой кашей, а на дальней половине лежал на кровати Мур и читал Луи Арагона в подлиннике. Увидев входящую мать, юноша приподнялся на локте и спросил по французски:

— Ну что, мама, вас взяли на работу?

— Все устроится, Мурлыка, — сдержанно ответила Марина. — Мне обещали помочь с этим местом.

— Марина Ивановна, вы что, не понимаете, что вас держат за дурочку? — гневно выкрикнул Мур. — От вас просто отделались, чтобы вы не мозолили глаза своей убогой береткой из жуткой верблюжьей шерсти! И это в конце августа! Посмотрите на себя! Вы выглядите как кошмарная деревенская старуха!

— Деревенская старуха? — вдруг заинтересовалась Марина столь необычным для нее сравнением. — А это совсем даже неплохо, что как деревенская. Хуже была бы старуха городская.

Сын глянул на нее как на блаженную и раздраженно приказал:

— Марина Ивановна! Немедленно отправляйтесь в Чистополь и не уезжайте оттуда до тех пор, пока вам не дадут место посудомойки! Вы и так изгадили мою жизнь, теперь еще голодом уморить решили! Уж точно, кого нибудь из нас вынесут отсюда вперед ногами!

Марина до боли закусила губу, глядя на крепко сбитого парня, лежащего на кровати, с такими родными чертами лица, все больше и больше напоминавшими ее жестокого Арлекина.

— Хорошо, Мур, я поеду, только не кричи, на нас смотрят. Я стою помехой на твоем пути, но я этого не хочу, надо устранить препятствие.

— Подумайте об этом, — согласился Мур, снова погружаясь в книгу.