Марина Серова - Спектакль для одного зрителя

— Конечно.

— И вы все равно поверили в чистоту ее чувств?

— Дорогая моя, вы не учитываете, что мы представители совсем другого народа и хорошо знаем, что любовь иногда можно купить. И не только за деньги…

Не буду вдаваться в объяснения, простите меня, вы все равно не поймете. Для этого надо быть восточной женщиной.

И Гусейн-ага посмотрел на меня как на инопланетянку. Немного помолчав, он добавил:

— Доченька, я не такой наивный, каким кажусь на первый взгляд. Конечно, я старый романтик, не без этого, и в моем возрасте подобное, наверное, кажется смешным, но я сразу почувствовал — после того как мы остались с ней в номере отеля и она предъявила мне свои требования о деньгах, — я понял, что за спектакль надо заплатить.

— Слишком высокая ставка, — усмехнулась я. — Лучшие звезды театрального мира получают за один спектакль гораздо меньше.

— Молчи! — оборвал меня Гусейн-ага. — Не читайте мне морали, что надо было делать и правильно ли я поступил. За Лизу можно отдать не только двадцать тысяч, но и саму жизнь.

«Я подозреваю, что к этому дело и идет, медленно, но очень верно», — с ехидцей подумала я.

— Лиза не примитивная женщина, и если она обманывает, то делает это так, что, даже когда тебя ставят перед фактом разыгранной комедии, все равно ни о чем не жалеешь… А вспоминаешь ее слова, ласковый взгляд… Словом, то, что берет задушу и долго не отпускает…

— Ваша встреча в «Анбе» была единственной?

— И дай нет… За тот вечер Лиза дала мне возможность почувствовать себя любимым мужчиной… — перевел дыхание Гусейн-ага. — Мы договорились встретиться через два дня.

— И встреча эта не состоялась, — опережая профессора, высказала я свою догадку.

— Я напрасно прождал ее в вестибюле «Анбы».

Номер пустовал, администратор сказал, что Лизы в отеле нет уже второй день.

— И что же вы стали делать дальше?

— В расстроенных чувствах я побрел по городу.

И все-таки встретил ее.

— То есть?

— Я зашел в кафе «Наргиз», оно неподалеку от гостиницы «Нахичевань»… Каково же было мое удивление, когда за одним из столиков я увидел Лизу, которую обнимал за плечи молодой мужчина. Вот тогда-то у меня и случился сердечный приступ.

— Вы разговаривали с ней, когда увидели?

— Нет, не успел… Она, заметив меня, поспешила со своим спутником удалиться.

— Как он выглядел? Вы никогда прежде не встречали его?

— Нет… Но…

— Что «но»? — напряглась я.

— Лицо его почему-то показалось мне знакомым… По-моему, этого человека я видел на фотографиях Лизы, которые она показывала мне в Тарасове.

Хотя я могу и ошибаться…

Внезапно лицо Гусейн-аги приобрело землистый оттенок, и он стал задыхаться в приступе кашля.

Я подбежала к двери, позвала Аслан-бея и домашних.

Через минуту комната наполнилась родственниками. Гусейн-ага что-то говорил по-турецки родне, вероятно распоряжаясь имуществом и делами в последний момент своей жизни. Слышались всхлипывания женщин и тяжелое дыхание мужчин. Когда профессор кончил говорить с родственниками, он попросил всех удалиться, а мне остаться.

— Доченька, я умираю… И хотел бы, чтобы ты исполнила Мою последнюю волю. Если ты все-таки найдешь Лизу, передай ей, что я прощаю ей все, кроме одного… Измены с другим мужчиной. Для нее мне не жаль было и больших денег. Если бы она вышла за меня замуж, я бы ее озолотил. Ей не надо было бы играть свой спектакль перед другими, я бы сделал ее единственной наследницей своего состояния. Она бы не прогадала, тем более что в моем возрасте с моим сердцем я все равно бы долго не прожил. И да простит Аллах ей все остальные грехи. Не знаю, правильно ли я поступаю, но перед лицом всемогущего бога я возьму ее грех на свою душу. И передайте ей, что никого в жизни я не любил больше, чем ее…

Это были последние слова пожилого профессора тюркской истории. Жилистая рука безвольно откинулась на красный бархат подушки, испещренной мелким рисунком национального узора, и на руке его безжизненно, холодным блеском переливались бриллианты в массивном перстне, как символ фальшивой страсти, покупаемой за презренный металл.

Получив из разговора с Гусейном Исмайловым информацию, которая некоторым образом проливала свет на все это дело, я выяснила, что слово «Нахичевань», которое мелькало в разговоре между Лизой и ее другом, вполне возможно, означало название гостиницы. Именно неподалеку от этой гостиницы Гусейн-ага в кафе встретил последний раз Лизу, что впоследствии так тяжело отразилось на его здоровье.