Алексей Макеев - Кандидат от партии смерти

— Ты что, офонарел? — простонал Завьялов.

— Не придуривайся, — сказал Максимов. — Сказки будете рассказывать населению. А отдельным его представителям — не надо.

Завьялов молчал.

— Я не прошу тебя приезжать к нему на «вороне». Будем реалистами. Твою контору проблемы мэрии волнуют в последнюю очередь. Упомянутая секс-бомба с часовым механизмом имеет отношение к убийству работника ФСБ Квасова, покушению на жизнь некоего Максимова, а также к похищению сотрудницы агентства «Профиль» Екатерины Симонец. Об отношении говорят фотографии. Оспаривать смешно. Некто Харитон… в миру предполагаемый мэр города Харитонов делает все возможное, чтобы убрать свидетелей. Свои люди в полиции, в ФСБ, других конторах… Большие интересы в ОРБ… Признайся, одноклассник, за кого собрался голосовать?

Молчание в сотовом эфире — штука втройне чувствительная.

— Чего ты хочешь, Максимов? — Завьялов, похоже, расчувствовался.

— Местопребывание некой Людмилы. В крайнем случае — место ПРОЖИВАНИЯ. Армянин, владеющий заведением, надеюсь, не работает на Харитонова? Обязан он знать адреса своих работниц — даже временных? Согласен помочь, Шурик? И сунь подальше свой снобизм, очень тебя прошу. Тряси армянина.

— Хорошо, — поломавшись для приличия, согласился Завьялов. — Жди звонка.

Медленно, словно скелет из заброшенной могилы, сел на матрасе Вернер. С небольшой задержкой то же самое проделал Лохматов.

— Ширятся ряды добровольных помощников? — поинтересовался Вернер.

— Вся надежда на твоего тезку, — бросил Максимов. — Сидим, ждем.

Информация поступила через двадцать минут. Проснулась Светка — уселась, скрестив ножки, подперла подбородок кулачком, уставилась на сыщика мутными глазенками. Официантку звали Людмила Шадрина. Испуганный Леон Манукян, исправно гоняющий с исторической родины контрабандный спирт, чистосердечно признался, что Людмилу месяца четыре назад навязал в заведение некий ответственный работник департамента энергетики, жилищного и коммунального хозяйства мэрии. Поработает, мол, у тебя недельку дальняя родственница, ты уж ее не обижай и график ей создай по возможности щадящий. Учится девушка, уроки учить надо. Леон же запущенной стадией кретинизма не страдает, быстро просек, что обучается девица ровно так же, как его собственный отпрыск, то есть никак. И словно почувствовали, демоны: явился в один прекрасный день гражданин с удостоверением и тонко намекнул, что халяву с контрабандным спиртом можно и прикрыть. До того тонко намекнул, что толще и некуда…

В завершение сумбурного рассказа прилагался адрес официантки. Улица Революции за театром «Красный факел», дом такой-то, квартира такая-то — и вроде бы девица по данным координатам действительно проживает. Мужа нет, но с партнерами все в порядке.

— Завьялов, ты практически святой, — возликовал Максимов. — Нет, серьезно, Шура, бесконечно тебе признателен. Буду жив — с меня простава.

— Назревает операция, — сделал вывод из горящих глаз начальства Вернер.

Гордо приподнялся с четверенек Лохматов.

— Приятно сознавать, что ты не битая карта… — и побрел чистить зубы. Пальцем.

— Господи, — сказала Светка, — какая несусветная рань.

— А ты вообще остаешься, — сказали все хором.

Максимов посмотрел на часы. Начало третьего.

Короткие перебежки по ночному городу — занятие для закаленных сыщиков не диковинное. С холодом можно справиться. Но куда уж приятнее посапывать дома на привычно продавленной кровати — обнимая подружку или подушку, не ожидая пули в затылок и не шарахаясь от собственной тени!.. Мерцала тусклая лампочка в подъезде — вот-вот перегорит. Лохматов, подпрыгивая от холода, обходил дозором ближайшие этажи. Максимов вынул пистолет с двумя боевыми патронами (и одним холостым), грел рукоятку обеими руками, ствол в потолок — замер у двери. Вернер, впервые оробевший от общения с женским полом, мялся напротив дверного глазка и проигрывал сцену знакомства. За дверью стояла тишина. Два часа пятьдесят минут. Спят усталые брюнетки и партнеры.

— А может, сам, командир? А мы тебя прикроем. — Вернер начинал волноваться. Прикладывал ухо к двери, с надеждой смотрел на старшего.

— Ну, уж хренушки, — помотал головой Максимов. — Во-первых, не хочу, во-вторых, не буду. Знает она меня, Шура… Ты звони, звони, сделай же хоть что-нибудь общественно полезное…

У Вернера назревали досадные перебои с храбростью. Продолжительное время он с неприязнью смотрел на собственный палец, затем приложил его к кнопке звонка.