Алистер Маклин - Кукла на цепи. Дело длинноногих манекенщиц

Я оставил их обоих сидящими на полу. И поскольку все сколько-нибудь существенное уже было сказано, ни один из них не подал голоса. Не прощаясь, я открыл дверь, запер ее за собой на ключ, мило улыбнулся выцветшей блондинке и, очутившись на улице перед рестораном, опустил ключ в канализационную решетку. Даже если у них не было запасного ключа, телефон и сигнал тревоги остались в их распоряжении, а с помощью ацетиленовой горелки открыть такую дверь можно за каких-нибудь два-три часа. На такое время воздуха должно хватить. Впрочем, это меня не особенно заботило.

Вернувшись в дом, где жила Астрид, я сделал то, что должен был сделать сразу: расспросил соседей, не видели ли они ее утром. Двое видели – и их показания совпадали: Астрид и Георг с несколькими чемоданами уехали на такси часа два тому назад.

Астрид ускользнула. И я чувствовал себя совершенно опустошенным – не потому, что она обещала помочь мне и не помогла, а потому, что этим поступком лишила себя единственного пути к спасению.

Не убили ее по двум причинам. Во-первых, знали, что я свяжу их с ее смертью, а это уже было чересчур рискованно. И во-вторых, она уехала – и перестала представлять для них непосредственную опасность. Страх, если он достаточно велик, может замкнуть уста не менее надежно, чем смерть. Я сочувствовал ей и охотно увидел бы ее снова счастливой. Осуждать ее не имело ни малейшего смысла. Тем более, что теперь перед ней не осталось ни одной открытой двери.

Вид с высоты стрельчатого Хавенгебоу, портового небоскреба, несомненно, лучший в Амстердаме. Однако в это утро я интересовался не столько видом, сколько возможностями, какие давал этот наблюдательный пункт. Сияло солнце, но на такой высоте было ветрено и холодно. Да и на уровне моря ветер морщил серо-голубые волны неровными пенистыми гребешками. Наблюдательная площадка была забита туристами, в руках у большинства – бинокли и фотоаппараты, но и без фотоаппарата я, пожалуй, не отличался от них. Разве что – целью моего пребывания там.

Я облокотился на перила и поглядел на море. Этим биноклем де Граф оказал мне поистине неоценимую услугу: при идеальной в этот день видимости мощность бинокля не оставляла желать ничего лучшего.

Наконец, в поле моего зрения оказался каботажный пароход водоизмещением примерно в тысячу тонн, который как раз сворачивал к порту. И почти тут же я разглядел большое ржавое пятно на корпусе – и то, что идет он под бельгийским флагом. Время – перед полуднем – тоже совпадало. Мне показались, что он описывает более широкий круг, чем несколько пароходов до него, и проходит, пожалуй, слишком близко от бакенов, обозначающих фарватер, но, возможно, именно там было глубже всего.

Когда, наконец, он вошел в порт, я смог прочитать немного стертое название на заржавелом носу: «Марианна». Коли говорить о пунктуальности, капитана следовало признать педантом. Оставался ли он педантом по отношению к законам, – это уже другой вопрос.

Я спустился в «Xавен-ресторан» и пообедал. Не потому, что был голоден, просто с момента прибытия в Амстердам успел убедиться, что время, чтобы поесть, тут выпадает нечасто и нерегулярно. Кухня «Хавен-ресторана» пользуется хорошей репутацией и вероятно, вполне заслуженно, но не могу припомнить, что у меня было в тот день на обед.

В отель «Тауринг» я прибыл в половине второго. Признаться, я не ожидал, что Мэгги и Белинда уже вернулись. И был прав. Администратору я сказал, что подожду в холле, но не очень-то люблю холлы, особенно тогда, когда необходимо проштудировать такие документы, как те, что находились в папке, взятой нами в фирме Моргенштерна и Муггенталера, так что я подождал, пока администратор на минутку отлучился, поднялся лифтом на третий этаж и забрался в номер обеих девушек. Он был чуть получше прежнего, а тахта, которую я немедленно опробовал, чуть пошире, но этого могло не хватить, чтобы Мэгги и Белинда прыгали козочками от радости.

Я провалялся на той тахте добрый час, просматривая записи магазина, которые оказались неинтересными и вполне безобидными. Однако среди прочих названий одно повторялось с поразительной частотой, а поскольку происходящие оттуда изделия совпадали с направлением моих растущих подозрений, пришлось это название запомнить.

В замке повернулся ключ, и вошли Мэгги и Белинда. При виде меня их первой реакцией было облегчение, которое, впрочем, тут же сменилось явным раздражением. Я невозмутимо поинтересовался: