Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса

— Танатос — это…

– Смерть , вы правильно подумали. — Домнин вздохнул и развел руками. — Не принимайте меня за маньяка. Натурщица ушла отсюда живая и здоровая. Я всего лишь запечатлел ее на этом холсте. Вы первая его увидели. Это Мандрагоровая дама… Афродита, рожденная не из пены морской, а из тьмы и света… Я хочу еще кое-что подправить, прежде чем выставить работу на суд публики. Да и название пока не созрело. Возможно, я дам ей имя «Даная», возможно, какое-то другое.

Он бережно, как живую, накрыл золотоволосую красавицу тканью, спрятал от чужих глаз.

— Перерыв окончен. Нам пора браться за дело.

Астра уселась на свое место, художник встал у мольберта, провел пару линий, хмыкнул.

— Вы попали в точку насчет Рембрандта. Он ведь тоже писал Данаю…

— А Кипренский?

— Не припоминаю. Кстати, в Риме с Кипренским произошла зловещая и загадочная история. Хотите, расскажу? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Под влиянием Вечного города Кипренский задумал написать картину «Анакреонтова гробница» и долго подбирал натурщицу, красивую черноволосую итальянку. Наконец его поиски увенчались успехом. Кипренский начал рисовать, но одним солнечным утром женщину обнаружили мертвой. Кто-то накрыл ее холстом, облил скипидаром и поджег. Вскоре заболел и умер слуга Кипренского. Расследование зашло в тупик. Художник утверждал, что натурщицу убил слуга, а слугу допросить было, как вы понимаете, невозможно. О Кипренском поползли злые слухи. Жители города открыто говорили, что с натурщицей расправился художник, а не слуга. Друзья отвернулись от него, соседи шептались за его спиной… Пришлось уезжать в Париж, оттуда обратно в Россию, в Петербург.

Домнин замолчал и сосредоточился на работе. Астра обдумывала историю о Кипренском и убитой натурщице.

— Что же, истина так и не была установлена? — спросила она.

— Кажется, нет. Легче всего обвинить художника, приписать ему любое злодейство. Ведь гениальность сродни безумию. Ни для кого не секрет, что люди искусства особенно подвержены дурным страстям: они то переживают лихорадочный подъем, то впадают в депрессию, то пьют или принимают наркотики, то стреляются. Вспомните Модильяни, Хемингуэя, Мэрилин Монро…

— Печальный перечень. Но зачем было Кипренскому убивать женщину, которая ему позировала?

— Во-первых, неизвестно, кто лишил жизни красавицу-итальянку. Во-вторых, творчество — сплошная метафизика и непредсказуемость. Мало ли кем вообразил себя художник во время сеанса и кого увидел в натурщице! — Домнин сделал выразительный жест рукой и улыбнулся Астре. — Я вас испугаю своей болтовней, и вы больше не придете.

— Вы же не Кипренский, — поежилась она.

— Надеюсь! Ну… наше время подходит к концу. Извините, — сухо произнес он, — начальный вариант портрета я не показываю… Это не в моих правилах.

Астра скорчила расстроенную мину.

— Так и быть, в следующий раз вы сможете удовлетворить свое любопытство, — смягчился художник.

И тут в ее уме молнией вспыхнула догадка.

— Меня мучает вопрос: кто послужил моделью золотоволосой Афродиты? — с мольбой произнесла она. — Не смогу уснуть, если вы не скажете.

Домнин понимающе кивнул.

— Я бы тоже не смог. В общем, секрета нет, невольной натурщицей послужила моя… родственница. Александрина, вдова моего отца.

«Родной матерью она ему быть никак не может, — сразу сообразила Астра. — Слишком молода. Выходит… мачеха?»

Домнин продемонстрировал отменную учтивость — подал шубку, распахнул дверь, сказал на прощанье:

— О времени следующего сеанса я вам сообщу по телефону.

На улице падал редкий снежок. Тусклое солнце едва пробивалось через пелену облаков. На деревьях, нахохлившись, сидели откормленные галки. Городской пейзаж в черно-белых тонах дополняли розовыми и желтыми пятнами блеклые фасады домов.

Добравшись до квартиры, Астра поспешно сбросила мокрую от снега одежду, сапожки и босиком побежала в спальню — доставать зеркало. Можно было в него не заглядывать — перед внутренним взором так и стояло запрокинутое лицо Афродиты-Данаи, в ореоле огненных кудрей…

— Не тебя ли видела Дина Никонова тем роковым вечером накануне смерти своего мужа? — прошептала она отражению в зеркале.

Красавица молчала, то ли проступая на зыбкой зеркальной поверхности, то ли помещенная туда воображением Астры.

Инга Теплинская, томимая ужасным предчувствием, с трудом уснула.