Октем Эминов - Дело возбуждено... (сборник)

— Откуда я знал. Раньше никогда не приходилось попадать в такой переплет.

— К утру вы замерзли бы… Ну ладно. Начнем с того момента, как они сели к вам в машину.

Шофер поведал обо всем, что произошло.

— Один был высокий, а другой — старик, страдающий от кашля?

— Вах, еще как кашлял! Я думал, у него кишки вывалятся наружу…

— Высокий чем-нибудь особенным выделялся?

— Бровей почти нет, похож на этого… на Пантамаса. Глаза так и сверлят. Как посмотрел на меня, так все силы ушли.

— Какие вещи при них были?

— Высокий нес сетку с хлебом… Как будто в Ашхабаде нет хлеба.

— Точно помните, что это был хлеб? А может, чурек, выпеченный в тамдыре?

— Собственными глазами видел у высокого две буханки хлеба в сетке. Да… забыл сказать — буханки были завернуты в полиэтиленовые пленки…

— О чем они говорили между собой?

— Молчали, как будто языки отнялись. Старый дорогу показывал, а высокий ни слова.

— Кушаки, которыми они вас связали, чьи?

— Их.

— Старик курил?

— Курил.

— Куда они потом пошли? Вместе или врозь?

— Не видел, я же лежал. Пошли оба в ту сторону, откуда вы пришли, слышал шаги, но недолго.

Приехал милиционер с собакой. Она уверенно довела их до города, потом след затерялся среди многих других. Ночной поиск, таким образом, закончился безрезультатно.

Наутро Хаиткулы первым делом позвонил из управления в Чарджоу своему начальнику. Объяснил причину задержки в Ашхабаде, описал ситуацию и попросил подполковника Джуманазарова узнать все о Саране и о муже убитой шестнадцать лет назад женщины.

Участковые Ашхабада в это время получили приказ обойти все дома и квартиры своих участков и обращать внимание на всех подозрительных. Хаиткулы предложил Ашхабадскому угрозыску обратиться по телевидению к гражданам города с просьбой оказать содействие в поимке рецидивистов. Предложение было принято. Днем и дважды вечером телевидение передало это обращение. Сообщались приметы преступников.

Обе девицы, Сахрагуль и Дженнетгуль, тоже слышали эти сообщения. Обе чуть со страха не умерли, когда узнали, что натворили их дружки. Сахрагуль подумала, не пойти ли в милицию, это им потом зачтут… «Вот и начнем новую жизнь. Кто мог подумать, что они не только „промышляют“, но и кое-чем похуже занимаются? Откуда приехали гости? Куда потом поедут? Есть ли у них родные? Однажды спросила об этом, но они тут же заткнули рот: „Ешь фрукты, но не спрашивай, где их сорвали“. — „Три года едим, а все еще не знаем, в каком саду растут эти фрукты. Посадят за решетку как сообщниц. Ох, скажешь — посадят, не скажешь — тоже посадят… И все же надо сходить“».

Она действительно собралась было в путь, чтобы привести участкового, как вдруг в калитку постучали. Стучали настойчиво.

Сахрагуль выбежала во двор, открыла калитку. Перед ней стоял сам участковый. Козырнув, сказал:

— Соседи жалуются, что опять приводите к себе посторонних. Позавчера ночью устроили веселье…

Дженнетгуль тоже вышла на стук, хотела что-то сказать, но Сахрагуль остановила ее и не дала больше рта открыть милиционеру. Затараторила:

— Вы — человек не семейный, как и мы, а нам не сочувствуете. Разве не страдаете от своей одинокой жизни? Были бы у нас мужья, все было бы по-другому… Людям мало, что мы такие несчастные, они еще осуждают. Никого у нас не было… Болтают… Позорят невинных…

Слезы потекли у нее из глаз, Дженнетгуль готова была присоединиться к ней… Милиционер был жалостливым человеком и больше всего на свете боялся женских слез.

Услышав стук, Старик и Длинный замерли, они в это время подсчитывали деньги, которые им передала Сахрагуль за предыдущую партию «товара» Если бы участковый вошел в этот момент, похоже, он мог бы взять их голыми руками — оба буквально оцепенели от неожиданности. Они не помышляли о бегстве, потому что деньги тогда остались бы здесь.

Дженнетгуль, вбежавшая в комнату, так и застала их — стоящими на коленях перед кучей денег. Бросилась Старику на шею:

— Пронесло, пронесло!

Куцый кобель вошел за ней, помахивая хвостом, как сообщник.

Дженнетгуль теперь прильнула к Длинному:

— С каждого по пятьдесят рублей за то, что отвели опасность…

Длинный, не споря, протянул ей две бумажки. Дженнетгуль сунула их в вырез платья.

Старик, все еще стоя на коленях, спросил, знает ли она в этих местах человека, который любит «левачить» на машине. Дженнетгуль прищелкнула языком: «э-эк», что означало «нет». Вошла Сахрагуль, Старик и ей задал тот же вопрос. Та подняла глаза к потолку, вспоминая, есть ли такой человек, спросила Длинного: