Валерий Махов - Вне закона

Положенец – это человек, авторитетный зек, который в отсутствие вора в тюрьме следит за соблюдением понятий (кодекса зековской чести) и воровских традиций. Он руководит распределением общака и решает все вопросы, возникающие у сидельцев. Как только в тюрьме появляется вор, положенец, или смотрящий, обязан доложить ему о том, какие на тюрьме порядки и как лично он следит за положением. Вор, выяснив, довольны ли зеки происходящим, греются ли карцеры, «малолетки», больничка, «вышаки», по справедливости ли разводятся рамсы и так далее, решает, оставлять этого положенца и дальше смотрящим или поставить другого. Мнения могут высказывать все зеки, а решает только вор. Работа эта неблагодарная и хлопотная. Арестантская масса большая и разномастная, на всех угодить трудно. Как ни старался угодить Туман, а все равно были недовольные. И некоторые тюремные уроды говорили, что Туман «жрет общак». Он не курил и не чифирил, а все равно говорили. Тогда он начал собирать отписки и через пассажиров переправлять их на свободу.

В тот момент со свободы централ грел только один человек, Мишаня Борзов. Личность легендарная. Он был чемпионом мира по боксу. При этом всю жизнь соблюдал воровские понятия. Он был на свободе смотрящим от Деда. Вряд ли в то время на свободе был кто-нибудь авторитетнее, чем Вася Корж, старейший вор союзного значения. И вот Мишанька Борзов был его доверенным лицом. Он мешками загонял на тюрьму чай, а сигареты ящиками и, самое главное – заставлял оперов доставлять этот запрещенный груз прямо в камеру к Туману. При таком положении, как говорится, и воры были сыты, и козы целы. Именно ему, Мишане, был обязан Туман знакомством с легендарным Дедом.

Семидесятипятилетний Дед жил в Люботине с бабой Галей, женщиной, которая досматривала его в преклонном возрасте. Домишко был маленький, невзрачный, а дорога к нему оказалась просто ужасной. Это произошло 13 сентября 1995 года, когда нежданно-негаданно, попав под амнистию, Туман освободился, оставив хозяину восемь месяцев недосиженных радостей.

После трех с половиной лет тюрем и лагерей Туман был слегка подавлен той моделью дикого совкового капитализма, с которым он столкнулся на свободе. Но свобода есть свобода, и голова кружилась подобно праздничной карусели в парке культуры и отдыха.

Вечером он встретился с Михаилом, и они поехали в гости к Деду. Туман явился со своим другом Сашей по кличке Жирный, а Михаил – со своим, который был директором шампанки и, по словам Михаила, много сделал для общего движения. Друга Борзова тоже звали Михаил, и у него было большое горе. Недавно из жизни ушла его жена, и он ехал к Деду за утешением и советом. Когда они приехали к Коржу, тот встретил их радушно и гостеприимно. Глянув на толстую папку тумановских отписок за общак, он посмотрел на Игоря как на дурака и сказал:

– Спали их. Чтобы мусорам не достались. На хрена мне твоя бухгалтерия? Если бы я тебе не верил, думаешь, терпел бы тебя полтора года смотрящим за централом?!

– Так ведь вам говорили, что я жру общак?! – покраснев, промямлил Туман.

– А ты думаешь, про меня мало говорили, – в тон ему ответил Дед. – Говорят те, кто ни хрена не делает, а тот, кто делает, тому говорить некогда!

Потом Вася Корж сам полез в погреб и достал свое домашнее вино, и все сели за стол. Старый вор долго рассказывал о своем прошлом, и они слушали открыв рты. Затем хозяин показал фильм друга Высоцкого «Золото промышленника Туманова», снятый о нем. В этот день Туман многое понял и о себе, и о жизни, и о вечном. Да и не только Туман. Все приобщились…

Последняя партия «порошка счастья» была особенно хороша. И цвет, и кристаллы были безукоризненными. Пока Нина колдовала в подвале, Туман охранял ее труд, сидя на чердаке и внимательно осматривая окрестности в мощный бинокль. Вокруг было благостно и спокойно. Осень кокетничала с Туманом, завлекая и маня. Хотелось бросить все к чертям – и в лес. Природа была девственно-манящей. Под каждый стог хотелось нырнуть и зарыться в нем вместе с любимой, ненаглядной молчуньей…

Нина все время молчала. Но молчание любимой женщины было гораздо красноречивее любой разноцветной болтовни. Каждый раз, когда Игорь пытался поговорить с ней о главном, она останавливала его или с нотками раздражения в голосе говорила: «Не начинай…».

– Игорь, я закончила, – донесся из преисподней голос падшего ангела.

Туман бросил бинокль и спустился вниз.