Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив

Парень балансировал на высоте седьмого этажа, на двадцатипятисантиметровом карнизе, словно акробат на канате, не зная, что делать дальше. Двигаться к пожарной лестнице было уже бессмысленно. Агент службы безопасности не станет с ним церемониться, а просто-напросто выстрелит. И не промахнется — он же отличный стрелок. К тому же в комнате темно. В отблесках вокзальных огней он представляет собой прекрасную мишень. Почему, почему он не попытался бежать раньше, во время прогулки по городу, когда шансов на успех было больше?! Почему он решился только в последнюю минуту?

— Слышишь, не уйдешь! — Глухой голос следователя доносился как будто из бездны.

Он прижался к стене и замер. Чего он ждал? Почему не двигался дальше, к пожарной лестнице? Ведь это означало бы, что агент выстрелит, наверняка выстрелит в ноги, чтобы только ранить его… Впрочем, сколько можно простоять на карнизе шириной в двадцать пять сантиметров? Пока он держался за стену, но надолго ли это? Под ним колодец в семь этажей, а на дне каменные плиты внутреннего двора. Попыткой к бегству он дает им серьезную улику. Этого они, видимо, и добивались. Что же теперь делать?.. Вернуться в номер? С таким доказательством своей вины? Теперь он у них в руках, и они попытаются вытянуть из него все, что ему известно об организации. Допрос в Центре, конечно же, будет совершенно не похож на вчерашний. Итак, выход один: броситься в пустоту с высоты седьмого этажа.

Но парень не находил в себе мужества сделать это.

К счастью, шеф забронировал номер не на первом этаже. Если бы комната находилась на первом этаже, то за те несколько минут, пока я пытался открыть заклинившую дверь туалета, парня бы и след простыл! Выскочил бы на улицу — и поминай как звали!.. К счастью, я успел пригвоздить его к карнизу в трех метрах от себя. Может, парень, все хорошенько взвесив, вернется обратно? Впрочем, это необычайно трудно — вернуть его в номер. Он может оступиться или нарочно прыгнет вниз… Четвертый по делу «Туалетная бумага» проглотил цианистый калий. А парень из кафе «Спорт» — теперь уже преступник — может прыгнуть навстречу смерти. Надо что-то делать… Любой ценой нужно избежать катастрофы. Подозреваемый перестал быть просто подозреваемым, теперь я твердо знаю, что он преступник. План дал ожидаемые результаты, гениальный план сработал и дал доказательства, которых нам так недоставало, которые другим методом мы вряд ли получили бы. Но спокойно! Вот-вот появится Менеджер. Дверь заперта, но он поймет, что в номере что-то происходит, и либо откроет дверь другим ключом, либо взломает ее, либо выстрелом из пистолета выбьет замок. Моя же задача — не спуская с парня глаз, придумать, как вернуть его в комнату.

Парня сковал леденящий страх. Если он опять попадет к ним в руки, на него обрушатся такие испытания, которых он не выдержит. Нет, нельзя допустить, чтобы они торжествовали. Он не может вернуться к ним, после того как сам себя заклеймил. Внизу под ним — бездна. Достаточно оступиться, и уже через секунду его мукам наступит конец. Двадцать пять сантиметров — это ничто… Но парень не находил в себе сил сделать один-единственный шаг навстречу смерти.

Вдоль вокзального перрона начал маневрировать тепловоз. Один тепловоз или с составом? В предрассветной мгле понять было трудно. Он видел только фары тепловоза — два блестящих маленьких круга, — и ему вдруг вспомнилась ее грудь, ее тело. «Давай. На почтамте?» — «Ага». — «Договорились! В семь часов на почтамте, у окошка „Международная заказная корреспонденция“». Парень закрывает рукой глаза, чтобы не видеть фар тепловоза, чтобы исчезло это видение. У него нет никакой надежды… Пусть быстрее произойдет то, что должно произойти… Он выведет из себя следователя, тот не выдержит и выстрелит. А он, получив пулю в грудь или в живот, полетит в пропасть. Падение будет простым и неизбежным… Пусть все кончится здесь, во внутреннем дворе «Большой национальной»…

— Иди назад к окну! Нечего изображать из себя акробата. Теперь я знаю, какой ты «лояльный гражданин»… Возвращайся к окну, слышишь?

Я говорю ему это и смотрю прямо в глаза.

Вдруг пронзительно зазвонил будильник. Кто-то, видимо, оставил окно открытым. Или постоялец, которому рано вставать, или служитель, заступающий на дежурство.

— Не смотри на меня так, это будильник. Возвращайся, пока все еще спят и никто нас не видит. Не вынуждай меня применять оружие. Ты же понимаешь, если я выстрелю, ты не удержишься на карнизе. Под тобою пропасть… Если упадешь — все. Возвращайся потихоньку обратно!