Алекс Норк - Ноль часов по московскому времени. Новелла I

А представьте себе такой сюжет: гендиректор германской авиакомпании решил гульнут со своими подчиненными в Юго-Восточной Азии; полетели своим самолетом; согрелись как следует уже в первые полчаса, и гендиректор пошел с десятилетним сыном в пилотскую кабину; сказал — хочет сынок порулить; командир лайнера без звука уступил ему свое кресло; были ли сам командир и его помощник трезвыми или тоже не очень, установить не удалось, зато по звукозаписи стало ясно, что за штурвалом и им рулившим мальчонкой никто не следил; хватились только, когда самолет стал валиться на нос; а вытащить тяжелую пассажирскую дылду из этого состояния практически невозможно, то есть дальше — свободный полет до земли. Вот такие странные немцы. А если кто-то не верит… правильно! это наша история, в те самые начальные 90-е.

Мы с подполковником отправились обедать, по дороге кто-то примкнул, в столовой еще кто-то, и я только успел узнать фамилию того «всемогущего» мужа, которая мне ровным счетом ничего не сказала. Узнать весьма интересное удалось только вечером в разговоре с отцом.

Вернувшись в Отдел, обнаружили там приехавшего две минуты назад Алексея, который сразу и доложил:

— Подружился с собакой, очень культурный пес.

Подполковник этим не впечатлился и показал рукой пройти в кабинет.

— Извинился, как приказывали, хозяева остались довольны, — не успев сесть, сообщил Алексей.

— Давай сначала и по порядку.

— По порядку получается так. Пошли с собакой по переулку, те соседские въездные ворота почти напротив наших, ну, чуть наискосок. Псу дали понюхать майку мальчика, он сначала ни бэ ни мэ, водит по земле носом и фыркает. Вроде уже и мимо ворот проходим, я говорю сержанту: «ну-ка сдвинь его немного в ту сторону». Бац, пес морду поднял, воздух понюхал, и к воротам, и грудью на них!

— Ну-ну?

— Я, как положено по инструкции капитана, вызвал местный наряд — приехали через две минуты. Звоню в калитку. Открывает хозяин. Охранника никакого нет, а сам участок у них значительно меньше. Дом, правда, с подземным гаражом.

— Собака на хозяина отреагировала?

— Нет, стала метаться. Еще раз дали ей майку понюхать, пошли в дом. Там только еще хозяйка, так, среднего возраста, а сами они дагестанцы.

— Но паспортные данные ты в местном отделении взял?

— Конечно. Как вошли я первый раз и позвонил. Короче, обнюхал пес комнаты, чердак, подвальный гараж — ничего. Надо понимать, мальчика сразу почти посадили в машину и увезли… а может, позже, когда увидели, что нянька очухалась и побежала в дом.

— Значит, что именно ими интересуемся, хозяева не заподозрили?

— Сто процентов.

— Та-ак, пойду Мокову докладывать, — шеф полувопросительно посмотрел на нас, и мы оба кивнули. — Пойду, только не вижу причин что-то менять в завтрашних планах.

Менять, как мы тоже предполагали, ничего не пришлось. С личностями дагестанцев разобрались: он — бывший профсоюзный руководитель республики, она — замминистра образования, тоже бывшая. В общем, много хапавшая, особенно в последние советские годы, номенклатура.

Здесь важно кое-что сказать на национальную тему, которой еще не раз придется касаться.

Ни я, ни отец с братом уже несколько лет не навещали Россию, хотя регулярно собираемся, но каждый раз почему-то намерение не доходит до окончательного решения. А по «тарелке» смотрим Родину почти каждый день. И если символически выразить видимое-слышимое за последние годы — цвет будет серый, а звук — минорный с траурным даже оттенком. Очень много речи сейчас о национальном, причем в двух разных проблематических планах: конфликтности между русской частью страны и Кавказом (плюс Азия) и самоидентификацией, а соответственно — поиском «своего пути», и с сильной разноголосицей: быть или стать непонятно какой и зачем империей; что где-то скрыта национальная идея, способная потянуть нас как паровоз — вот только б ее найти; с упованием (или не) на религию; с наличием (или не) международных против России заговоров.

По этому поводу сейчас скажем лишь, что только очень неразвитый, дефективный народ можно охарактеризовать одной единственною чертой или исторической функцией. Хотя, скорее всего, таких народов не бывает вообще, а дефективная узость взгляда есть черта авторов подобных подходов. Впрочем, совсем в «дураки» подобных людей записывать не стоит. На примере классиков знаем, что некое единственное и окончательное решение, по-другому еще — панацею, искали и, казалось им, что нашли: Достоевский — «красота спасет мир»; Толстой — «опрощаться», превратить всё общество в гражданский трудящийся на земле монастырь; социальные утописты от западноевропейских до наших Кропоткина и Бакунин. Причина у них, в общем-то, уважительная — найти рецепт полного счастья для человечества, а толк от всех получился только один: указать потомкам исторические и социальные тупики. Не бывает одной грани у пирамиды. И никогда с одной точки вы не увидите ее всю, даже маленькую в своих руках. Вот это бестолковое «невидение» стало государственной российской политикой и последствиями, которые откровенно пугает. Ситуация эта не только российская, но отчасти и западноевропейская, связанная с арабами, турками и прочими «понаехавшими», однако! эти-вот-самые местную полицию, суды и другие органы не подкупают — не могут, а коренные жители понемногу смещаются от примитивного толеразма к более глубокому пониманию надвинувшихся на них угроз. Именно угроз, и вот почему.