Аркадий Вайнер - Без компромиссов - Гонки по вертикали. Я, следователь… (сборник)

– А я набирал аккуратно...

Я только положил трубку, как снова раздался звонок:

– Скажите, ваш щенок уже в комнатах не гадит? – требовательно спросила женщина.

Вот же чушь какая!

– Не гадит, потому что у меня нет никакого щенка – вы не туда попали.

Да, Сашка, конечно, прав – все корни этого дела в Болгарии и искать надо там. Батон скорее всего вообще оказался в нем сбоку припека, хотя это обстоятельство и не снимает с повестки дня наших с ним счетов. И опять звонок телефона:

– Послушайте, а сколько недель вашему щенку?

– Вы ошиблись номером. – Я бросил трубку, и сразу же телефон снова зазвонил:

– Я по объявлению о щенке. Он детей не искусает?

– Мне кажется, я вас сам искусаю! Вы куда звоните?

– На квартиру.

– А попали в милицию, и никаких щенков здесь нет!

– Ну и очень глупо! Вам остается сказать про роддом! – И старушка обиженно разъединилась со мной.

Какое-то телефонное недоразумение, черт бы их побрал со щенками и вечно барахлящими телефонами.

Звонок:

– Простите, а вы еще своего Стаса на выставку не выводили?

– Что-о? – спросил я, и сердце ворохнулось быстро и тревожно.

– Щеночка своего, спрашиваю, на выставку молодняка представляли?

– Да, – сказал я очумело, – скажите, а по какому номеру вы звоните?

Человек назвал номер моего телефона.

– А где вы взяли мой телефон? – осведомился я.

– Да вы что, не в своем уме? Он же в объявлении напечатан! Черт знает что – дают объявления, сами не знают зачем, людям головы морочат только! – И возмущенно бросил трубку.

И снова зазвонил телефон:

– Я по объявлению. Вы сколько за псину свою хотите?

– Недорого, почти задаром. Вы простите меня, я хотел у вас узнать: где вы прочитали мое объявление?

– Как где? В газете! А вы что, не знаете, где свои объявления печатаете?

– Видите ли, какая штука, – быстро забормотал я. – Мы с женой в принципе договорились о таком объявлении, а давала она его сама, и я спросить позабыл, а сейчас ее нет дома, поэтому я у вас и спрашиваю.

– Все понял – нет у вас насчет щенка еще согласного решения. А объявленьице такое ваша супруга дала в сегодняшнем приложении к «Вечерке».

– В каком приложении?

– В рекламе. Нешто не видели?

– Видел, видел, маленькая такая газета. А не прочитаете мне объявление?

Он там, на другом конце провода, засмеялся:

– Э, видать, супружница ваша совсем контрабандно провернула это объявление. – Я слышал в трубке его сытый смешок, тяжелое настырное дыхание, я видел, как толстые ноздри с рыжими волосками раздувались от удовольствия, что он является первым и главным участником надвигающейся семейной грозы, и в его голосе было неодобрительное уважение к моей самовольной жене, так откровенно пренебрегающей моей волей, и нескрываемое презрение к моему слюнтяйству. – Да-с, ловко жена ваша это сделала.

Он посопел у микрофона, видно очки на нос напяливал, и дикторским тоном возгласил:

– «В связи с длительным отъездом хозяина очень дешево продается легавый щенок-медалист по кличке Стас, имеется родословная, воспитан в служебном питомнике. Звонить в дневное время...»

– Спасибо. – Я нажал на рычаг.

Легавый щенок-медалист по кличке Стас. Все ясно – это Батон. Но почему? Напомнить мне о моем поражении? Но он знает лучше всех, что игра не окончена. Или он считает это еще одним голом в мои ворота? Разозлить меня хочет? Обсмеять перед всеми? Но ведь я могу никому не сказать об этих звонках...

Звонок. Я снял трубку и сразу же опустил ее на рычаг. Почти бесплатным щенком-медалистом будут интересоваться долго.

Я могу не сказать? Это как следует считать – моим личным или служебным делом? Или, как говорят в документах, это личное дело возникло на почве выполнения мной моих служебных обязанностей? Так это что – плевок в меня лично или вызов большой группе людей, противостоящих Батону рядом со мной и называющихся вместе – МУР? Или я много беру на себя? Может быть, истина состоит как раз в том, что человек по фамилии Дедушкин смог ловко и очень хлестко поиздеваться над человеком по фамилии Тихонов и тот, не имея других средств отмщения, надевает на себя форменный мундир и начинает ерепениться, что Батон-де оскорбил честь этого мундира и должен за это ответить?

Батон, которого я грозился отучить воровать, спокойно вышел на волю и уже один раз подверг меня публичному унижению, заставив испугаться, когда прислал на меня жалобу. Теперь он нанес второй сокрушительный удар, поставив меня перед дилеммой: или доложить начальству об этом объявлении и совершенно неминуемо сделаться всеобщим посмешищем, потому что такие вещи обычно мгновенно становятся общеизвестными, или же никому не говорить про легавого щенка и признаться самому себе в собственной трусости и жуликоватости, потому что Батон знает: в нашей работе достаточно один раз хоть по самому пустяковому поводу схитрить – и добра не жди...