Виктория Платова - Она уже мертва

Лазарь похож на паутину, которую обычно плетут кругопряды.

Паутина вырастает перед ничего не подозревающим насекомым совершенно неожиданно. И в тот самый момент, когда уже ничего нельзя изменить, – остается только дергаться в тенетах в ожидании самого худшего. Хорошо еще, что Лазарь – не кругопряд, а Белка – не насекомое.

– Фуу-х! – вскрикивает она при встрече. – Ты меня напугал!..

– Извини, пожалуйста, – обычно отвечает Лазарь. – Я не хотел.

Лазарь – очень вежливый мальчик. Он не похож на одноклассников Белки и на тех ребят, что живут в ее дворе. Отпетые хулиганы, вот кто они такие! А Лазарь – вежливый и тихий. Поначалу Белка думала, что подружится с ним, выгоды от этой дружбы очевидны: она получает готового рыцаря на шахматном коне, а он – избавляется от одиночества, да и ягоды в компоте ему обеспечены. Белка даже робко поинтересовалась шахматами – по ее мнению, это очень интересная, загадочная игра, жаль, что в их семье шахматы не в чести.

Папа и мама предпочитают нарды, иногда они бросают кубики и передвигают шашки целыми вечерами; нарды – лишнее напоминание о Каракумах и Кызылкуме. Для Белки расставание с большими пустынями прошло безболезненно, зато не было дня, чтобы папа и мама не вспоминали о них.

Папа и мама скучают.

– Скучаешь по дому? – спросила как-то Белка у Лазаря.

– Нет.

– Значит, тебе здесь нравится?

– Нет.

– А есть место, которое тебе нравится? Больше всего?

– Нет.

– Ты на все вопросы отвечаешь «нет»?

– Нет.

Белка прыснула, а Лазарь невозмутимо приподнял малютку-фигуру над доской и водрузил ее на соседнюю клетку.

– Научишь меня играть в шахматы?

– Нет.

– Почему?

– Потому что научить играть в шахматы нельзя. Каждый учится сам. Как перс Вазургмихр.

– И ты научился сам… как этот перс?

– Да.

– Ну и дурак!..

Лазарь никак не отреагировал на оскорбление, лишь дал себе труд снисходительно улыбнуться. Но отныне о дружбе с ним можно было даже не мечтать. А Белкина невысказанная симпатия к чужаку не только улетучилась, но и сменилась на прямо противоположное чувство: неприязнь. Неприязнь была такой же едва уловимой, как и симпатия, она сидела где-то глубоко внутри и старалась лишний раз не высовываться, не слать злорадные ухмылки в окружающее пространство. Лазаря шуганули старшие? – хорошо!.. У Лазаря пропала ладья с доски – очень хорошо!!! Ладья нашлась? – жа-аль!.. Кто-то сунул Лазарю дохлую сколопендру под подушку? – Белка знает, что это сделал Шило, но никогда его не выдаст!..

Впрочем, атаки на Лазаря не назовешь террором, они были единичными и носили спонтанный характер. Не в последнюю очередь потому, что паутинка окончательно слилась с пейзажем. Если в самом начале своего пребывания в доме Парвати Лазарь выглядел инородным телом и легко вычленялся глазами, то теперь… он стал почти прозрачным!

Как паук во время линьки.

Заметить его можно было, лишь сильно напрягая зрение. Иногда Белка специально пялилась на старый колодец в саду, или на расщелину в скале (скалы обрамляли маленькую естественную бухту с галечным пляжем), или на ровные ряды виноградника – рано или поздно, вследствие особого преломления солнечных лучей, на их фоне проявлялся Лазарь с неизменными шахматами.

Интересно, прибегают ли к подобным экспериментам остальные?

К каким-то экспериментам – да, но Лазарь их объектом не является. Маш и Аста слишком заняты ненавистью друг к другу, малоприятная обеденная сцена завершилась и вовсе зловеще:

– Тебе не жить, чухонская дрянь!..

Бэнг-бэнг-бэнг.

…– Так когда же все-таки приедет Сережа? – спросила Полина.

Лёка поморщился и виновато развел руками – главного-то он и не узнал. Главное так и осталось запертым в утлом корпусе мобильного телефона. Или было потеряно на ходу, выпало из дырявой Лёкиной головы. Сколько ему сейчас? Чуть за сорок, но он по-прежнему Лёка, тихий деревенский дурачок, даунито. Впрочем, сорок ему не дашь, а… сколько? Ни одного седого волоса не сыщется в Лёкиной шевелюре, морщин тоже немного – разве что у губ залегла горькая складка: все те, кого он любил, к кому был привязан, – мертвы. Это естественный ход событий, сначала не стало Дружка и Саладина (лошадь и собака умерли от старости).

А теперь и Парвати отошла в мир иной.

Она скончалась две недели назад, в самом конце октября, в возрасте восьмидесяти семи лет. Мало кто присутствовал на похоронах, но Сережа выкроил полдня в своем плотном рабочем графике и прилетел проститься с бабушкой. И вот теперь должен прилететь снова – на оглашение завещания. Остальные прибыли сюда по той же причине: завещание будет прочитано в присутствии внуков – такова была последняя воля покойной.