Евгения Михайлова: Темные тени нехорошей квартиры

В этот момент в прихожей раздался звонок, кто-то кого-то впустил, потом открылась дверь ее комнаты, и на пороге возник Алексей. Лара была так потрясена – он ведь не мог так быстро из командировки вернуться, – что даже не смогла встать ему навстречу. Он прикрыл дверь, повернул ключ изнутри, подошел к ней, наклонился и положил ладони на ее лежащие на столе руки. Она жадно смотрела в его лицо, видела все сразу: странная, больная улыбка, темная щетина на бледном лице, темно-карие глаза, как две открытые раны… Вместо прекрасного лица любимого мужчины на нее смотрело грозное несчастье, которое сейчас ее сметет. «Этот человек, – говорил сидящий в ней психолог, – самоубийца по сути. Он уничтожает себя, а заодно и меня. Кому-то нужно счастье, ему – наоборот…»

– Здравствуй, дорогая, – сказал Алексей. – Вижу, ты все поняла. Я пришел с тобой попрощаться. Нет, я никуда не уезжал и не уезжаю, – он приложил ладонь к ее губам, задержав вопрос и лаская. – Просто я еду сдаваться. Я сделал то, что хотел. Готовился. Не мог действовать, даже вообще как-то проявляться, пока мама была жива. Ей это причинило бы страшную боль.

– Что ты сделал?

– Убил родного брата. Родного по биологической матери, Виолетте Романовой. Не потому, что она сразу после моего рождения велела маме Варе прикончить меня, чтобы я ему не мешал. И не потому, что я претендую на ее богатство. Пусть оно горит огнем. То есть достается его корове. Я решил его убить за то, что он с ней делал. Я что-то подозревал до того, как вытащил ее из дома. Понял, что она в плену, но подробности, конечно, впечатлили… Ну, не может жить такая мразь, как он, и я не могу, зная, что он живет. Но для того, чтобы закрыть вопрос, я и еду сдаваться. Это лишает меня возможности возникнуть когда-нибудь и на что-то претендовать. Хотя менты бы никогда меня не вычислили. Я приехал на чужой машине, оставил ее неподалеку. Просто угнал чужую, раздолбанную тачку, в которой даже дверь не закрывается. Взяли бы владельца, разумеется. Я был в перчатках, хорошо спрятал винтовку, она на меня не зарегистрирована, так, по случаю досталась. Я и обувь поменял. Ту выбросил.

– Тогда зачем сдаваться? – сдавленным голосом спросила Лара. В ее мозгу судорожно металась мысль: не пустить его, переубедить.

– Я все это делал не для того, чтобы прятаться, а для того, чтобы решение было за мной. Вот и все. Ларочка, – он встал перед ней на колени. – Встретив тебя, я каждый день отменял свое решение. Ты для меня важнее жизни. Но справедливость, как я ее понимаю, оказалась еще важнее. Прости. Мне нельзя было ни начинать, ни продолжать наши отношения, но теперь ты понимаешь, почему я так себя вел. И я прошу тебя, умоляю. Не интересуйся тем, что будет со мной. Отодвинься как можно дальше. Постарайся забыть. Ну, есть же у тебя какие-то свои профессиональные технологии. Примени их ради меня. Я знаю, что ты меня любишь. Так не усугубляй мое положение. Иначе твоя жизнь превратится в кошмар, а я… Мне придется искать способ освободить тебя от него.

– Ты имеешь в виду…

– Да. Если меня не станет, тебе просто ничего другого не останется, как вернуться к нормальной жизни. И, конечно, ты встретишь нормального человека.

– Хорошо, – сказала Лара. – Я поняла тебя. Но ты можешь сдаться через час, через три, через пять, завтра… Не горит, раз тебя все равно они сами найти не смогут, так?

– А зачем мне с этим тянуть?

– Чтобы побыть со мной, идиот! – в ярости крикнула Лара. – В последний раз. Чтобы я вспоминала это всю оставшуюся жизнь! Неужели непонятно?

– Я действительно идиот, – растерянно произнес Алексей. – Даже не подумал о том, что могу позволить себе капельку счастья. Перед предстоящим мраком.

Счастье было таким экстремальным, что им обоим казалось, будто это сон. Реальны лишь их экстаз и нежность. Они опять были одним существом, и им больно и тоскливо было распадаться на две половинки. Часы улетали, темнело, у Лары крепла надежда на то, что она удержит его… Но он вдруг встал, оделся, набрал номер:

– Добрый вечер. У вас там должны работать следователи. Я из министерства… С кем я говорю? Надо же, знакомые все люди. Наслышан о вас, Сергей Кольцов. Я – Алексей Фролов, не знаю, говорит ли вам что-то мое имя. Просто я – убийца. Сейчас подъеду.

Кольцов, Земцов и Масленников грустили в кабинете за столом, заваленным документами и актами экспертиз.

– Черт, – с досадой сказал Сергей. – Было такое увлекательное и сложное дело, и не хотелось сводить его к столь тупой развязке. Банда оборотней в погонах, каждый из которых тупее вот этого диванного валика.