Андрей Молчанов - Кто ответит?

Он всегда был серьезен, деловит, прилежен и сдержанно-дружелюбен со всеми — со сверстниками, родственниками, учителями. Всегда и всем помогал по делу, помощью своей не спекулируя, не кичась. Бескорыстно. И, может, поэтому, хоть и сторонился шумных компаний, единогласно был избран одноклассниками в комсорги.

В райкоме комсомола его заметили сразу, после окончания школы пригласили на работу: затем экономический факультет университета, куда поступил на вечернее отделение: перевод в горком — там он познакомился с Вероникой. Первое приглашение ее в театр, ее рука в его руке, темный зал, актеры на светлой сцене, но он видел только ее, профиль Вероники, и ощущал со сладкой тревогой в сердце нежное, покорное тепло ее ладони…

Наконец, разговор с будущим тестем.

— Значит, вы и есть тот самый Володя, — иронически констатировал тесть, поднимаясь из-за массивного письменного стола со столешницей, окантованной витиеватым бронзовым узором.

— Да. Владимир, — подтвердил Ярославцев, робея в просторе огромного домашнего кабинета, где полки до самого потолка были заполнены энциклопедиями, мемуарами политиков и трудами экономистов — художественной литературой хозяин не увлекался.

— Тогда, Володя, будем знакомы. — Он пожал руку и указал ему на изящный стул с гнутыми ножками, хрупко ютившийся в углу кабинета. Указал, как просителю, пожаловавшему в приемные часы. — Хотел бы, — продолжил глубокомысленно, поговорить с вами без Вероники, по-мужски. Итак, без преамбул — расцениваю ваш брак, как несколько ранний, однако вам, молодым, виднее… И я близок к тому, чтобы намерения ваши благословить. Но сначала желал бы задать несколько вопросов. Можно на «ты»?

— Конечно, — смущенно замялся Ярославцев, и вдруг испытал стыд перед собою, будто пришел клянчить нечто у сильного, от которого только все и зависело.

— Ну, так кем же ты представляешь себя? В перспективе? — вздернулся в мягкой усмешке волевой подбородок.

— Организатором, — рассудительно произнес он нелепое слово, в интонации передавая всю подспудную и, по его мнению, весомую значимость его. — Партийным. — Выдержал паузу. — Советским. Хозяйственным… Каким — решится, естественно, не мною.

— Организатором! — удивленно, но и одобрительно прозвучал отзыв. — Научились выбирать обтекаемые формулировки, молодой человек? Руководителем — нескромно, да?

— Наивно, я бы сказал.

— У вас, у тебя, вернее, все задатки дипломата. Не привлекает такая стезя?

— Нет. Я бездарен в иностранных языках, неуклюж… Кроме того, мне проще и… интереснее работать с создателями… материальных ценностей. Я, конечно, молод, резок в суждениях, но это — моя убежденность.

— Убежденность-то у тебя хорошая, Володя. Но то, что ты категоричен в суждениях, — достоинство обоюдоострое. Начинай становиться мудрее. Будь тоньше и давай меньше конкретных ответов. Не все собеседники заранее искренни, учти. Что же касается дипстези, будем считать, что в начале твоего пути я сделал тебе любопытное предложение. Ты от него отказался. Хотя… есть еще время подумать. Однако если ты твердо не жаждешь спланированной не тобою карьеры, то позволь предупредить: на данном, самостоятельном этапе один опрометчивый шаг будет стоить тебе… ну, скажем, много времени, ибо выведет тебя с широкой дороги на тропинку окольную, а по ней придется долго блуждать… чтобы выйти в лучшем случае — на то место, где оступился. Ты хочешь делать судьбу сам? Благородно, достойно сильного человека. Но все же советую чаще обращаться ко мне, когда принимаешь решение… Большое решение. Или малое, влекущее за собой большие последствия. Особенно — когда решение подобного рода диктуют тебе эмоции, принципиальность, нетерпимость и прочая…

— Вот я и обращаюсь, — перебил он. — Представьте я принял решение жениться на вашей дочери. Решение принципиальное и прочая…

— Ну, это мы уже обсудили… Вы же понятливый человек, Володя.

Не было тестя на том злополучном собрании, где в президиуме восседало начальство из центрального аппарата, не было! И когда отзвучали первые ударные речи о победах и доблестях, бодро и взахлеб зачитанные по согласованным шпаргалкам, слово было предоставлено ему, Ярославцеву, дабы и его голосишко грянул в общем благолепном хоре. И он, дрогнув от дерзости, сказал незаученное: о бумаготворчестве, о высиживании гладенькими молодыми чиновниками с комсомольскими значками «взрослых» мест, о лжи, пестующейся здесь, в молодежи, где ее не должно быть…