Наталья Андреева - Бездна взывает к бездне

Сама Шурочка не представляла, как можно связать навеки свою судьбу с таким забавным «петушком», как поручик Осинкин? Ведь это же на всю жизнь! И что можно узнать о человеке после двух вечеров, которые пролетели в непрерывных танцах? Ведь там и поговорить-то толком нельзя! Все время звучит музыка, маменька на страже, повсюду глаза и уши. И после этого вступить со случайным человеком в законный брак? А не понравься он Софи? Да ее никто и спрашивать не будет! Выдадут замуж, и все. Хорошо, что она влюблена. Или… Шурочку вдруг осенило. Сестра не знает, что это такое: любить! Она знает только, что должна выполнить свое предназначение! Если выполнила, вышла замуж, значит, счастлива. А Софи и в самом деле счастлива и полагает, что все сестры должны ей сейчас завидовать. Вон как она на них смотрит! С чувством собственного превосходства! Жюли единственная понимает, что это не так. Или тоже не понимает? Просто она добрая. Зато Мари, а главное Долли страдают.

Шурочка с трудом это вытерпела. Ужин, разговоры о свадьбе, болтовню Софи, которая сегодня была главной за этим столом, страдания Долли. Как была Софи злой, такой же и осталась! Ничто ее не изменит!

После ужина сестры разошлись по своим комнатам, заглянув перед этим к маменьке, справиться о здоровье. Шурочка к Евдокии Павловне заходить не стала. Потом она долго лежала без сна, прислушиваясь: не раздадутся ли шаги в коридоре? Нынче у сестер Иванцовых вошли в моду ночные прогулки по саду. Так и есть! Опять свет в коридоре, опять осторожные шаги. Шурочка вздохнула и перевернулась на другой бок. Пусть себе гуляют. Она для себя все уже решила. Спать.

В это утро она никуда уже не торопилась. Со свиданиями в сосновом бору было покончено. Шурочка хорошенько выспалась, немного почитала, потом вдруг почувствовала голод. По всему дому распространялся такой аппетитный запах сдобы, что аж слюнки текли! В этот день заведено было печь булочки и разного рода завитушки из теста, на которые стряпуха, вывезенная Евдокией Павловной из родительского дома вместе с приданым, была большая мастерица. И хотя барыня теперь была больна, из комнаты своей не выходила, заведенный ею порядок соблюдался неукоснительно.

Шурочка умылась, прибралась и спустилась к завтраку. За столом сидели все, кроме, разумеется, Евдокии Павловны и… Долли! Но ее отсутствие, похоже, никого не волновало.

– Доброе утро! – громко сказала она.

– Доброе, доброе, – пробормотал Василий Игнатьевич, который был сегодня в отличном расположении духа. Он еще не вспомнил о расстроенных делах семейства Иванцовых, зато хорошо помнил вчерашнюю помолвку одной из дочерей.

Шурочка налила себе чаю, плеснула туда свежих сливок. Булочки еще были теплые, сливки жирные, а чай казался каким-то особенно вкусным. Так и надо начинать день! С радости! Солнце светит, птицы поют! Опять солнце! За ночь тучи рассеялись, словно и не было их!

– Хорошо! – вслух сказала она. – Погода сегодня хорошая!

– Чего ж хорошего? – тут же одернул ее Василий Игнатьевич. – Дождя как не было, так и нет. Что с пшеницей-то будет? Сено жидкое. Не сено – слезы. Молебен батюшка нынче собирается служить. О милости небес. Пожертвования с округи собирает, видать, нагрешить успели, потому подают охотно. Что ж Господь-то к нам так немилосерден? Прогневался на нас за что?

– А вы на себя гляньте, папенька, – кроткая Жюли не выносила, когда при ней не к месту упоминали Господа. – Не гневите Бога, ибо сами вы грешники.

– Цыц, сорока! – прикрикнул на нее отец. – Не суди отца!

– Вы бы пожертвовали на церковь. Я ведь знаю, что батюшка к вам приходил за деньгами, а вы не дали. Стыдно, папенька!

– Я тебе сказал: цыц! Другие больше меня грешат, однако не бедствуют.

– Где Долли? – перебила его Шурочка.

– Наплакалась вчера, теперь спит, – хмыкнул Василий Игнатьевич. – И как крепко спит! Варька стучалась к ней, к завтраку звала. Кричала так, что мертвый бы проснулся. А этой хоть бы что. Изнутри заперлась и спит.

Шурочка нахмурилась. Долли всегда была послушна, да и спала чутко. И к завтраку всегда спускалась.

– А может быть, ее там нет? В комнате?

– Да где ж ей быть? – удивился Василий Игнатьевич.

Но тут и Жюли заволновалась:

– Долли давно уже должна была проснуться. Не похоже на нее. Отец! Василий Игнатьевич! Надо дверь ломать!

– Вы что, дурехи, рехнулись? Добро портить!

Шурочка резко встала из-за стола:

– Не хотите, так я сама!

– Сиди! Эй! Варька! – крикнул Иванцов.