Наталья Александрова - Звезда Ассирийского царя

– А вот и нет. – Бухгалтер улыбнулся одними губами, глаза за стеклами очков были не видны. – Я тебе не девочка по вызову. Ты меня пригласил, потому что я тебе зачем-то нужен. И я пришел, потому что хочу послушать, чего ты от меня хочешь.

– Ладно, Бухгалтер, не будем заедаться! – Ледокол пошел на попятный. – Но вообще-то ты последний раз схалтурил. Когда я поручил тебе убрать ту бабу, Ирину Чумакову, у нас с тобой была четкая договоренность подставить ее мужа, списать все на него, а он сумел сбежать, и теперь пошли круги по воде… большие круги…

– Нет, Ледокол, не надо! – перебил его собеседник. – Не надо переводить на меня стрелки! Ты сказал – убить жену и подставить мужа под убийство из ревности. Ну, там поругались, он ее и порешил в аффекте. Дело, как говорится, житейское, полиция и сомневаться не станет. Тем более что скандал был, соседка слышала. Я все так и сделал: пришел тихонько, ножом ее ткнул вроде бы неумело, но сильно, причем нож взял у них же в кухне. Затем вышел аккуратно, нигде не наследил, подождал немножко, а когда этот Чумаков домой явился, вызвал полицию. Дело было сделано чисто – комар носу не подточит. Этот придурок еще сунулся в спальню, весь в крови вымазался – бери его тепленького! И что? Пока менты валандались – он сбежал. Толковый мужик оказался, умный. Всех сумел вокруг пальца обвести – и полицию, и твоих уродов. А вот твои недоноски ушами прохлопали, да и полиция дурака сваляла. Но с этим – не ко мне, я свою задачу выполнил, за что брался – то и сделал. Никакой халтуры.

После этих слов собеседник Ледокола снял очки и посмотрел на него прямо, пристально. От этого взгляда Ледоколу стало не по себе. Многое он повидал в жизни, многое пришлось сделать, чтобы достигнуть своего нынешнего положения. Бывал он в ситуациях, прямо скажем, жутких – в общем, за беспокойную свою жизнь вынес многое. Но вот этого взгляда наемного киллера по прозвищу Бухгалтер Ледокол вынести не мог – у него начинали дрожать руки и на душе становилось муторно и тошно, как перед смертью.

– Ну, хорошо… – он собрал всю свою волю и постарался, чтобы голос звучал твердо, без проявлений слабости, – нужно решить этот вопрос. И как можно быстрее. Теперь с полицией заморачиваться не стоит, лучше этого Чумакова убить.

– Чтобы опять не убежал, – усмехнулся киллер.

– Угу. – Киллер надел очки, и Ледокол взял себя в руки. – Предпочтительна случайная смерть. Несчастный случай с летальным исходом. И девку эту, что в деле крутится, тоже нейтрализовать. Чтобы не болтала.

– Какие наводки? – деловито спросил Бухгалтер.

– Мало их, – вздохнул Ледокол, – вот адрес тетки этого Чумакова, мои люди там девицу видели пару раз.

– И упустили, – снова усмехнулся киллер. – Да еще и старуху в больницу уложили, теперь ее не допросишь. Везде, в общем, напортачили.

Ледокол только рукой махнул. О цене договорились быстро, Ледокол решил, что деньги в данном случае не главное, и торговаться не стал.

Во двор дома на Литейном проспекте, где проживала тетка Ивана Олимпиада Гавриловна, в настоящий момент находившаяся в больнице, вошел худенький, неприметный с виду мужчина. Был он щупловат, ходил неуверенно, подволакивая правую ногу и опираясь на простую деревянную трость с надетой снизу потертой резиновой галошкой. Одет мужчина был непритязательно: скромная зеленовато-серая курточка, серые же брюки-дудочки, ботиночки на шнуровке. На голове у мужчины была темненькая плоская кепочка, именуемая в народе плевок, на носу – очки в дешевой старомодной оправе.

Двор был заасфальтирован когда-то давно, в незапамятные советские времена, так что сквозь трещины и щели в асфальте успели прорасти трава и сорняки. А также некультурные жильцы дома накидали в трещины разный мелкий мусор.

Мужчина, которого уместнее было бы назвать пожилым, неуверенно вышел на средину двора и огляделся. Двор был ничем не примечателен: два переполненных мусорных бака, ржавая стиральная машина, расколотый унитаз, в одном углу – крошечная клумба, обложенная ломаными кирпичами, в самом дальнем углу, у подъезда, грелась на осеннем солнышке старая бомжиха.

Мужчина вздохнул и снял кепочку, чтобы обтереть несвежим платком вспотевший лоб. Под кепочкой обнаружилось, что мужчина совершенно лыс, слабый солнечный луч едва не отразился в голом желтоватом черепе. Мужчина снял очки с толстыми стеклами и протер их тем же несвежим платком.

И тут старушка с первого этажа, та, что разбила под своим окном клумбу и теперь целыми днями стерегла ее от местных варваров и хулиганов, невольно столкнулась с ним взглядом. И оторопела, потому что глаза его были не чистые, стариковские, и не серые, равнодушные от усталости и тяжести прожитых лет, и не наполненные привычной скукой и раздражением. Эти глаза были совсем другими. На миг проступило в них что-то такое страшное, что старушка охнула и, схватившись за сердце, отступила в глубь комнаты. А когда, отдышавшись, осторожно выглянула из-за занавески, то увидела неприметного пожилого человека, который медленно шел через двор, опираясь на трость. Самый обычный пенсионер, очки, кепочка – ничего страшного.