Мила Бояджиева - Сердце ангела

- Привязчивый, как репей, - буркнул Брант, когда Бортник скрылся. - Я не перестаю упрекать себя, что мы не взяли собственного переводчика. Хотя, эти русские нашли бы другой повод, чтобы привязать к нам соглядатая.

- Ты предполагаешь, его интересуют наши контракты? - Вита рассмеялась, садясь в машину. - Ерунда. Партнеры соблюдают все меры предосторожности, чтобы не допустить утечки информации. К тому же, не сомневаюсь, любопытные найдут способ разведать нужные данные... Я благодарна нашему гиду хотя бы за то, что он избавил нас от сегодняшнего обеда в кругу друзей. Хочется немного поваляться перед балом. Ведь и вправду, придется торчать целый вечер, как кукла на витрине. - Вита устало откинулась на сидение. - Здесь действительно скверный климат, от любой ерунды я чувствую себя разбитой.

- Крепись, детка. Осталось всего два дня. На сегодняшнем балу от тебя ничего не потребуется - восседай на троне и наблюдай. Забавно все же взглянуть, как вальсируют агенты российских спецслужб с женами мафиози.

- Ты за свое, Хью! Такое впечатление, что я - изобретатель нового оружия или спикер Президента, нашпигованный государственными секретами. Вита строго взглянула на Хью. - Клянусь, если меня подвергнут допросу, я не выдам даже рецепт своего мороженого.

- Ты абсолютное дитя, Вита. Неужели не замечаешь, какими глазами смотрит на тебя этот Бортник?

- А правда, Хью, совершенно не помню, какие у него глаза... Хм... Серые?

... Игорь Лесников - человек-хамелеон имел благоприятную для своей профессии внешность - уже в институте преподаватели все время путали его с кем-то другим. "Среднестатистический стандарт, невнятный набросок, нуждающийся в завершении", - говорила его бывшая жена, стремясь "дописать" портрет мужа с помощью дорогих вещей и усилий модного парикмахера.

Когда она ушла, Игорь убрал клубные пиджаки, шелковые сорочки в стенной шкаф и ободряюще подмигнул своему отражению - русому парню спортивного сложения в потертых джинсах и растянутом свитере. Это был не он, а та "заготовка", которой предстояло принимать самые разные облики.

Чтобы измениться до неузнаваемости, Игорь не пользовался гримом, накладными усами, париками, как зачастую делали герои его любимых шпионских фильмов. В его арсенале имелись капы для зубов, имитирующие стальные, золотые фиксы или самый разрушительный кариес, и специальный крем, способный за пару часов усилить пигментацию кожи до южного загара. Остальное довершали одежда, парфюм и прическа. Густые русые волосы могли падать шелковистой блестящей волной или, смазанные маслом, свисать тусклыми сальными прядями. Небрежная щетина, гнилые зубы дополняли ощущение "бомжовости", а главное - осанка и запах. Здесь у Игоря были свои приемы, в которых он преуспел. Вначале он даже использовал неудобную обувь или подкладывал в носки что-нибудь, затрудняющее движение, "душился" пережаренным жиром с подгоревшим луком, бормотухой. Еще из школьной программы Игорь запомнил забавный эпизод - актеры Московского Художественного театра во главе со Станиславским и Качаловым ходили по ночлежным домам и даже жили среди босяков, готовясь к постановке пьесы Горького "На дне". Он убедился на своем примере, что пара дней, проведенные в неудобной обуви, грязной одежде и обстановке подвальной антисанитарии, способны изменить не только внешность. Игорь чувствовал, как изображаемый персонаж - шваль, подонок, нелюдь, начинает завладевать им изнутри. Жестокость и озлобленность будоражили нервы, стремясь подчинить себе сознание.

Игорь понимал, что знаменитые слова горьковского обитателя ночлежки "Человек - это звучит гордо!" он мог произносить только после хорошей ванны, облаченный в свежее белье.

Не больше радости приносили и персонажи, находящиеся на другом полюсе жизненного преуспевания: сытые, выхоленные денди из породы "новых". Дорогой парфюм, изящные, удобные вещи, ухоженная шевелюра и свежий "средиземноморский" загар преображали Лесникова до неузнаваемости. Обстановка роскошных казино, загородных вилл, ощущение вседозволенности и привилегированности сообщали телу небрежные, пружинистые движения, голосу уверенные интонации, взгляду - ласковую барственность и скрытую жестокость. Но даже после релаксирующих сеансов у массажиста или визита в шикарную сауну Игорь опять таки не мог произнести знаменитый лозунг, даже в душе. Такой хозяин жизни - сытый, сильный, властвующий, не слишком задумывался о гуманизме, нравственных ценностях и вряд ли чувствовал благорасположение к инакоживущему человечеству. А попадавших в сферу его внимания людей делил на опасных и полезных. Остальные, не входящие в интересующую классификацию, "выпадали в осадок".