Владимир Лорченков - Гавани Луны

Раскаявшийся и погибший, – сказал он.

Почему ты не перечислил всех? – сказал я.

Надо бы добавить еще и соседку, – сказал я.

Эй, – сказал он, и его голос напрягся.

Не обращай внимания, – донесся до меня с Луны голос Яны, – обычная история, думает вбить клин в преступную парочку, ха-ха.

Он тебя убьет, конечно, – сказал я.

Так приятно начать жизнь с чистого листа, – сказал я.

Видение гигантского чистого листа предстало передо мной. Он выглядел так… соблазнительно. Пожалуй, в этот момент я не променял бы его и на женщину. Почему-то лист кружился возле меня, а я стоял на каком-то возвышении, и ветер дул мне в лицо. Я зажмурил глаза и понял, что это ветер Луны. Он так приятно холодил лицо порошком мельчайшего серебра.

Заткнись, – сказал легавый.

Когда оставляешь за собой прошлую жизнь, не станешь же брать оттуда сумасшедшую толстуху, которую ты отделал, когда она в третий класс ходила, – сказал я.

Ты молодец, – сказал я с улыбкой.

Я не такая грязная свинья, как ты, – сказал он с ненавистью, – это была Любовь.

Она была так чиста, так невинна, она… – сказал он.

Она была так закомплексована, так легко было ее трахнуть, – продолжил я ему в тон.

Так приятна этой их полнотой, – сказал я.

Ну, двенадцатилетних, – сказал я.

А уже если девчонка толстушка, так в двенадцать самое то, да? – подмигнул я ему, и челюсть у меня задергалась.

Он не в себе, заткни его! – взвизгнула Яна.

Дать в рот девственнице из младшего школьного класса, присунуть ей, м-м-м, как сладенько, сладкоежка, – сказал я.

А сейчас она выросла в гигантскую жирную уродину… и, как бы сладко не сосала… стоит ли брать ее с того света? – сказал я.

Да еще и опасного свидетеля? – сказал я.

В новую, настоящую жизнь? – сказал я.

Ты представляешь себе это чудовище на светском приеме? – сказал я.

Разве что на новогоднем балу полицейского участка, – сказал я.

Одного из трехсот пятидесяти, – сказал я.

В костюме бегемота, – сказал я.

Она налетела на меня, и едва не сбила с ног. Пока она царапала мое лицо, а я старался прикрыть голову, особо ее не отталкивая, он глядел на нас снизу. Потом встал и потянулся. Яна прекратила. Она тяжело дышала.

Знаешь, – сказал легавый и я почувствовал в его голосе странную тоску, – наш с Яной странный роман начался давно.

Почти семь лет, да, малыш? – сказал он, подойдя к нам.

Со стороны мы напоминали игроков в футбол, которые сошлись посоветоваться перед тем, как исполнить штрафной. Только вместо мяча в наших ногах валялись три черных мешка с трупами. В свете Луны открытые головы девушек выглядели совсем черными. Луна же, словно гигантский рефери, дала свой великий безумный свисток, и ждала, когда мы начнем действовать.

Это действительно была любовь, – сказал легавый.

Знаешь, как лесной пожар, – сказал он, – опустошает стремительно и жарко, ну, как лесной пожар, и потухают сами по себе, как лесной пожар.

Я уловил в ее взгляде испуг.

Но, как и лесной пожар, эти чувства, они тлеют где-то под мхом годами, и могут вспыхнуть в любой момент по любой причине, – сказал он, и растерянность в глазах Яны сменилась облегчением.

Сильный ветер, упавший на искру клочок травы… – сказал он.

И вот уже по оправившемуся лесу вновь бежит, с ревом и треском, стена пламени, – сказал он.

Понимаешь? – сказал он.

Я понимал.

Мы с Риной пережили семь таких пожаров.

Мы с Янушкой пережили достаточно для того, чтобы понять простейшие вещи, – сказал легавый.

Например, что пожар это явление природное, – сказал он, – и благословлять или проклинать его дело бессмысленное.

Пожар просто случается, и все тут, – пожал он плечами.

Даже если все сгорало, мы не отчаивались, – сказал он.

Мы знали – орешник все равно зазеленеет, – сказал он.

А если так, то какая разница, сколько ей лет, сколько тебе, и берешь ли ты у своей девушки деньги? – сказал он.

Чего мы ждем? – сказал я, и мы все поняли, как устали,

Он глянул на меня с сочувствием и сказал:

Потерпи чуток, парень.

Отступил на шаг, вскинул ружье и, не целясь, вышиб Яне мозги.

Покачавшись, девушка боком упала на газон и куда-то пошла. Спустя пару секунд движение ног прекратилось и я смог притронуться к ней и, как он велел, затолкать ее в мешок к Рине. Луна присвистнула. Я тупо – и несколько раз, – пересчитал тела. Я стремительно старею, понял я. Вокруг меня одни покойники. По крайней мере, – некстати подумал я, – жива Юля. Это отвлекло меня от счета, так что мне пришлось сконцентрироваться. Четыре. 4—0. Что же. Нам следовало установить мяч в центр поля.