Алексей Макеев - Портрет смерти. Холст, кровь

У крыльца нас поджидала еще одна занятная сценка. Одуревший от безделья и алкоголя, Генрих решил забить клинья под гувернантку, у которой выдался свободный часок. Когда мы вывернули из-за тучной скульптурной композиции Генри Мура, экзекуция была в разгаре. У разгневанной гувернантки выбилась часть прически из-под скучной шляпки. Габриэлла отдыхала на лавочке с газетой, а молодой лоботряс решил посмотреть, что у нее под шляпкой. Габриэлла гнала его прочь свернутой газетой. Генрих хохотал, картинно подпрыгивал и прикрывал руками зад. Видимо, раньше он себе такого не позволял – физиономия гувернантки напоминала кипящий суп с помидорами. Увидев нас, она еще больше растерялась, спрятала за спину свою мухобойку, вернулась на лавочку. Генрих, похихикивая, скрылся в доме.

Мы прошли мимо, словно ничего не заметили.

– В этом доме все решительно сходят с ума, – прошептала Варвара.

– И ничто не указывает на то, что хозяева плавно перекочевали в иной мир, – отозвался я. – Не странно ли? Воспитанные люди хотя бы делают вид, что им грустно.

В доме нам никто не попался, кроме горничной Сесиль, которая драпанула от нас, как от холерного эмбриона. Мы обследовали свои комнаты на предмет новых ловушек-сюрпризов, проверили, не убыло ли в вещах. Собрались на военный совет в моей комнате.

– Ты видишь хоть одну внятную причину, чтобы остаться в Испании? – спросила Варвара. – Не считая экзотики, жары и моря?

– Тебе мало? – удивился я.

– Если в доме что-то еще произойдет – а это, заметь, нас больше не касается, – нас опять, как самое слабое звено, потянут в полицию. А если кому-то придет в голову нас хорошенько подставить…

Я задумался. Варвара права, лучшее в нашем положении – бежать в аэропорт. Но что-то мешало принять очевидное решение. Слишком много интриги. Да и полковник не выпустит нас из страны.

В дверь постучали.

– Войдите! – воскликнули мы хором.

Вошла Изабелла. Остановилась на пороге, посмотрела по сторонам, цепко прошлась по нам взором. Она была спокойна, как удав. Прямая спина, ровная прическа, ни складочки на платье. Никаких примет, что двадцать минут назад дама предавалась ласкам с немой дурочкой. Только в глазах за внешней строгостью еще стояла дымка меланхолии.

– С вами все в порядке, господа? – спросила она. На мгновение я снова испытал предательский страх – не вскрылось ли наше нечаянное подглядывание?

– Спасибо, Изабелла, все отлично, присаживайтесь, – я подскочил, сбросив с кресла Варварину сумку. У Варвары в животе что-то подозрительно заурчало.

– Успокойтесь, Андрей Иванович, я на минутку. Просто нашему доброму другу Рикардо Конферо временами вожжа под хвост попадает. И он начинает совершать непредсказуемые поступки. Особенно после нагоняя от вышестоящего начальства. Все видели, как вас увозила полиция.

– Обошлось без силовых допросов, – улыбнулся я. – Мы поговорили, восстановили событие, произошедшее сегодня утром.

– О, господи… – тень коснулась симпатичного лица. – Ну, конечно же, вы были последними, кто разговаривал с Эльвирой.

– Мы убедили полковника Конферо, что убийца и тот, кто последним беседует с жертвой, – не всегда одно и то же лицо, – заявила Варвара.

– На вас и подумать-то страшно, – отмахнулась Изабелла. – Лично я склоняюсь к мысли, что Эльвира сама наложила на себя руки. Всыпала яд в бутылку, ждала подходящего случая, чтобы провернуть это театрально…

– Но зачем? – вопросили мы хором.

– Срывы, пьянство, наркотики… В голове протекают необратимые процессы. Временами она производила впечатление нормального человека, но нам-то лучше известно, на что способна эта женщина…

– Мы не спорим, Изабелла, – покладисто сказал я. – Разве можно спорить, если не знаешь? Но давайте честно. Нам кажется, что Эльвиру не вела по жизни ошеломляющая любовь к мужу. Во всяком случае, не до суицида. В трезвом состоянии она была вменяемой, как мы с вами. Должна была понимать, что ей в наследство отойдет не только особняк, но и бесценная коллекция картин мужа, поскольку директором фонда его имени будет все же она. Живи да радуйся, храни светлую память о муже, который вывел тебя в люди. Зачем умирать-то?

– То есть, если я правильно понимаю… – лицо Изабеллы потемнело, – вы приходите к мысли, что Эльвиру отравил кто-то из домашних?

– Приходим, – смиренно согласился я. – Прошу учесть, что это только мнение, а не уверенность. Повторяю: МЫ НЕ ЗНАЕМ. И вовсе не собираемся это узнавать.