Ольга Завелевич - Бриллиантовый шепот

– Дальше? Мы нищие! Как будто я не знаю, что в последнее время в магазине были одни подделки! Одна видимость! А где все наше состояние? Почему ты все скрываешь от меня? Когда я тебе была нужна для привлечения этих экзальтированных идиоток в твой магазин, ты посвящал меня в свои дела.

– Наташа, не кричи, пожалуйста. Я обо всем позаботился. Наберись терпения, и ты все узнаешь.

– Терпения? Да я просто образец терпеливой жены! Тащусь в этом кошмарном поезде к твоим провинциальным родственникам просить их из милости пустить меня переночевать!

Разговор пошел по кругу. Николай попытался не слушать, но голос мачехи свербел в голове. Вот уже несколько лет Николай не мог представить себе ничего отвратительнее этого голоса. Мачеху он возненавидел с первого взгляда со всей горячностью и нетерпимостью подростка. Он и сам не смог бы объяснить, за что. Молодая женщина, вошедшая в их дом, была не глупа, приятна в общении, к детям мужа особо не придиралась, вероятно, по причине полного равнодушия к ним. Скорее всего, в сознании Николая осела масса художественной литературы о злой мачехе, да еще к этому прибавились слишком, с его точки зрения, поспешная женитьба отца, детская ревность. Он вообразил себя мстителем за память матери. Наталья Васильевна поначалу старалась смягчить ситуацию, но потом ей это надоело, и она ответила ему тем же. При любой возможности они старались унизить друг друга, желательно публично. Бои в доме затихали только с появлением отца, требовавшего хоть при нем соблюдать видимость перемирия. Но перед отъездом взаимная ненависть разрослась до такой степени, что даже при Иване Николаевиче не затихали стычки.

Посадка на поезд в Москве напоминала штурм вражеской крепости. Поезда ходили редко, а желающих уехать из голодного и опасного города, в который быстро превратилась прежде богатая и хлебосольная вторая столица империи, было очень много. Пассажиры, обвешанные тюками и чемоданами, беспрерывно двигались, как будто все внезапно задались целью в это смутное время бросить насиженные места и бежать в неизвестность, кинуться в водоворот в надежде выплыть.

На самом деле это были самые предусмотрительные люди, обладающие жизненным опытом, которые понимали, что беды только начинаются и будущее может быть еще мрачнее. Они не верили, что власть рабочих, крестьянских и солдатских депутатов – временное явление, что вот-вот вмешаются союзники по Антанте или подойдет генерал такой-то с войсками – очередной спаситель отечества – и вернет рабочих на заводы, крестьян в деревни, кухарок – на кухню и все станет по-прежнему хорошо и упорядочено.

Уезжали в Ригу, в Одессу, в Киев, – кто куда мог, у кого где были друзья, родственники, а иногда и просто «на авось», полагая, что даже в чужом городе, без родных и близких, будет не хуже, чем в Москве, охваченной революционным угаром.

Вещей у Зотовых было немного, но основную проблему составлял пес по кличке Кока – облезлый, тощий, полуслепой от старости. Ювелир скорее оставил бы в Москве жену и детей, чем его. Помог высокий, широкоплечий человек с офицерской выправкой. Ловко действуя одной рукой (вторая отсутствовала), он втащил в вагон корзину с Кокой и Лизу. Остальные влезли сами. Долго ждали отправления, наконец поехали. Поезд едва-едва тащился, застревая на каждом полустанке и просто посреди поля. Пассажиры постепенно расселись, утрамбовались и даже начали налаживать что-то вроде дорожного быта. Зотовы впервые ехали в таких условиях, и состояние Натальи Васильевны было вполне объяснимо. Николай маялся от общего кошмара, да еще и постоянное зудение и претензии мачехи довели его до белого каления.

– Куда ты дел все деньги? – опять повис в воздухе вопрос.

Николай отклеился от окна, несколько секунд тупо смотрел, как Кока пытается выбраться из корзины.

– У попа была собака… – злобно прошипел он, засовывая облезлого пса обратно.

– Что ты сказал, Коля? – спросила Лизонька, пытаясь разворошить мачехину сумочку.

– Не трогай! – злобно заорала Нэта.

– Не кричите на ребенка, она устала, – это уже относилось к перекошенной от гнева Наталье Васильевне.

– Иван, ты видишь, он меня унижает! – визгливый голос взмыл до потолка.

Ювелир отмахнулся от жены. Он устал. Духота и пиление супруги привели его в состояние какого-то оцепенения. Он уже с трудом понимал, куда и зачем они едут. Последнее, что его сейчас интересовало, это вечные перепалки жены и сына. Но неожиданно пришло спасение.