Ричард Штерн - Башня (Вздымающийся ад)

И вдруг, говорил он, все рухнуло. Ив голосе его звучало удивление тем, что произошло.

Кэрри Уайкофф успел переговорить с дюжиной людей, из которых был установлен только один второй официант. Звали его Билл Самуэльсон, по профессии портовый рабочий, полупрофессиональный футболист и профессиональный боксер, так ничего и не добившийся. Никто больше не сознался, что тоже был в этой группе.

Жара все усиливалась. И в этом тоже все показания совпадали. Официант, стоявший за баррикадой, запомнил это так:

Было жутко неудобно. В разбитые окна дул холодный ветер, так что руки у меня совсем занемели. Но ногам и всему телу было очень жарко, у меня было ощущение, что я в сауне, понимаете, что я имею в виду? Всюду вокруг нас было пекло, но при этом свистел ледяной ветер. И именно это было так... так необычно, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Сенатор Петерс стоял у западных окон и спокойно наблюдал чаек над гаванью и над рекой. Наблюдать птиц всегда было для него безграничным наслаждением, разрядкой, а иногда и потрясением, при котором сердце ходилось от радости, как однажды в Нью-Мехико, когда его взгляд привлекло какое-то движение на горизонте и он быстро насчитал тридцать пять больших летящих птиц, направлявшихся к югу, быстро машущих белыми крыльями с черными кончиками, с длинными, тянувшимися за ними ногами, по которым он без всяких сомнений опознал единственную оставшуюся стаю американских журавлей, которая, видимо, отклонилась от своего привычного маршрута, чтобы миновать бурю, но с фантастической уверенностью продолжала стремиться вперед, к своим техасским гнездовьям.

Теперь, наблюдая за чайками, кружившимися там, вдали, свободными как воздух, он задумался, как сотни раз до того, почему человек в своей эволюции выбрал жизнь на земле.

Губернатор все ещё сидел в канцелярии наедине с уме кнувшим телефоном и своими мыслями. Слышал музыку, звучавшую по радио, в остальном вокруг все было спокойно. Но мыслям губернатора покоя не было.

Почему он даже не попытался использовать свое ложение и пробиться в число первых мужчин, отпра дающихся в спасательный путь к безопасности? Если задуматься об этом, то не найти логического объяснения. Теперь или всего через несколько минут он был бы уже на другой стороне, на крыше Торгового центра, не сидел бы за этим проклятым столом в ситуации чего? Ответ был прост. Не ждал бы конца этой трагедии как уча ник только как зритель. В какую же абсурдную туацию может человек попасть таким образом!

Это же надо, какие мысли позволяет себе человек дине с самим собой! Низкие, трусливые мыслишки, инок и нежные, извращенные, даже безумные мысли: что уге но из того душевного шлака, который варит дьявол в своем котле.

Но ведь это только мысли, которые не опасны, кс рые не превращаются в действия. В этом и состоит разница между здравым смыслом и безумием.

И потому он может спокойно думать о том, что, употребляя своим положением, он мог бы поступить совершенно иначе. Убеждал себя, что мог бы даже пригрозить, и понимал, что эти рассуждения ему самому кажутся смешными. Смешными, и одновременно отвратительными. Он...

Что вы так нахмурились, Бент? раздался с порога голос Бетти.

Она спокойно стояла там, с легкой улыбкой на губах, ожидая его реакции.

Губернатор смотрел на неё с удивлением и ужасом, как ему показалось, даже разинув рот.

Случилось что-нибудь с поясом? С тросом?

Продолжая улыбаться, она покачала головой.

Губернатор развел руками. То, что он почувствовал, было боязнью поверить в невероятное, разбавленной радостью и грустью.

Вы не поехали, сказал он. И потом добавил: А я не смог там быть.

Я знаю. Она медленно шагнула вперед.

Я попытался звонить, все ли у вас в порядке... он замолчал. Но телефон уже не работал. Он вдруг сбросил с себя навалившуюся апатию. Я так хотел, чтобы вы были в безопасности... Его голос звучал уже увереннее, потому что к нему отчасти вернулась уверенность в себе.

Я знаю. Бет была уже у стола. Присела на него, как прежде, покачивая длинными ногами. Потом протянула руку, которую губернатор крепко сжал.

Но вам нужно было эвакуироваться, черт возьми.

Нет, Бент. Ее голос и все поведение поражали спокойствием. Я ведь вам говорила, что для меня больше никогда ничего не будет.

Но я хотел, чтобы вы остались в живых. Он помолчал. И все ещё хочу. "Это правда или ложь? К черту всякий анализ".

Я знаю. Но я все для себя решила.

Только неверно. Губернатор отодвинул кресло. Немедленно...