Антон Грановский: Заблудшая душа

— Старший лейтенант Нечаев. Можно взглянуть на ваши документы?

— Легко.

Глеб достал из бардачка водительское удостоверение и страховочный талон и протянул все это полицейскому. Тот взял документы, внимательно их просмотрел. Уточнил:

— Отдыхать или по делам?

— На похороны родственника, — ответил Корсак.

— Родственника? — Он снова посмотрел на удостоверение Глеба, потом перевел взгляд на его лицо и спросил недоверчиво: — Вы родственник Бориса Алексеевича, директора нашего музея?

— Да.

Пару секунд полицейский о чем-то размышлял, подозрительно поглядывая на Глеба, затем поинтересовался:

— Надолго думаете задержаться?

— Нет, — честно ответил Корсак. — Как только церемония закончится, тут же уеду.

Глебу показалось, что мрачноватое выражение на лице полицейского сменилось выражением облегчения.

С чего бы это?

— Хорошо, — сказал полицейский, возвращая документы Глебу. — Приятного пути. И… примите мои соболезнования.

Глеб убрал документы в бардачок, кивнул полицейскому и тронул машину с места. Набирая скорость, он глянул в зеркальце заднего вида. Полицейский стоял на том же месте и, глядя вслед уносящейся к городу «бэхе», говорил с кем-то по мобильному телефону. Корсак почему-то подумал, что полицейский говорит о нем, и мысль эта была неприятна.

Еще немного, и ты станешь параноиком, Корсак.

Глеб включил приемник и сделал музыку погромче.

Гостиничный номер, в который заселился Глеб, был так себе. Стены обшарпанные, мебели почти никакой. Зато с видом на городской парк.

Распаковав сумку и поменяв рубашку на свежую, Глеб уселся в скрипучее кресло, взгромоздив ноги на полированный желтый столик, и минут двадцать наслаждался чтением местной газетки «Полесская правда», которую ему сунул на входе в гостиницу портье.

Просмотрев разделы «Криминал», «Стройки нашего города» и «Поздравления», Глеб зевнул и посмотрел на часы. До начала похоронной церемонии оставалось еще полтора часа. Немного подумав, Корсак решил спуститься в гостиничное кафе и чего-нибудь перекусить.

Пять минут спустя он сидел за столиком и ел «картошку с грибами по-домашнему», запивая ее клюквенным морсом. Картошка была приготовлена отменно, морс тоже был выше всяких похвал, и настроение Глеба чуть-чуть приподнялось.

— Глеб? — окликнул его вдруг женский голос.

Корсак отложил вилку и поднял взгляд.

— Да, — с легкой растерянностью ответил он, глядя на окликнувшую его светловолосую женщину. — А вы…

Ресницы ее дрогнули.

— Глеб, это действительно ты?

— Да, — повторил он и внимательнее вгляделся в лицо женщины. Брови его приподнялись от удивления. — Кира?

Женщина улыбнулась:

— Она самая. Что, так сильно изменилась?

— Изменилась. — Глеб вгляделся в лицо бывшей одноклассницы. — Но не сильно.

— Я присяду?

— Конечно.

Пока Кира Бегунова усаживалась на стул, Глеб успел заметить, что она почти не располнела, и что морщин у нее на лице гораздо меньше, чем могло бы быть у женщины, миновавшей сорокалетний рубеж. Одета Кира была в темную юбку и голубую кофточку из тонкой шерсти.

— А ты постарел, — сказала Кира, в свою очередь разглядывая Корсака. — И седая прядь в волосах. Но тебе идет. — Она снова улыбнулась. — Из молодого красавца ты превращаешься в импозантного мужчину средних лет.

— Да уж, — усмехнулся в ответ Глеб. — Импозантности во мне — как в замшелом пне.

Кира засмеялась. Глеб тоже не удержался от улыбки.

— Я рад тебя видеть, Кира, — сказал он.

— Я тебя тоже. Что тебя привело в наш городок, Глеб?

Корсак посчитал нужным стереть улыбку с лица.

— Приехал на похороны дяди, — сказал он.

— Ах да, я слышала. — Лицо Киры стало грустным. — Этот пожар… Это так ужасно! Знаешь, мы с ним иногда виделись, с твоим дядей. И он всегда заводил речь о тебе. Он очень тобой гордился, Глеб.

Корсак хмыкнул.

— Было бы чем!

— Не прибедняйся, Глеб. Говорят, ты стал известным журналистом.

На это Глеб не нашелся, что сказать. Не мог же он признаться, что журналистика давно набила ему оскомину, что он много раз делал попытки уйти из этой профессии, но каждый раз — по той или иной причине — вынужден был возвратиться.

— Ты надолго сюда?

— Да нет. Завтра уезжаю. Посижу часок на поминках — и на вокзал.

— Остался бы на пару дней, — сказала она негромким и, как показалось Глебу, странным голосом. — Погулял по городу, по памятным местам.

Корсак вздохнул: