Владимир Данихнов - Колыбельная

Теперь он жалел, что приехал. Грустное Надино лицо навевало на него тоску. Он повернулся к Наде спиной. Надя гладила его по голове. Ты мне как будто не родная, сказал Юра тихо. Надя не ответила. Юра, видя, что Надя молчит, начал ее оскорблять, надеясь, что сестра что-нибудь скажет в ответ, однако Надя ничего не говорила. Юре показалось, что ее уже нет рядом; она ушла, а за его спиной стоит чудовище, готовое в любой момент перегрызть ему горло. Бледный от страха, он повернулся и увидел Надино лицо: ее губы улыбались, а глаза блестели, но не от слез, а по какой-то другой причине, которую Юра не понимал.

— Ты чего? — спросил Юра.

— Ничего, — сказала Надя.

— Обкурилась, что ли? — осторожно спросил Юра.

— Нет, — сказала Надя.

— А выглядишь так, будто обкурилась, — давил Юра.

— Я не курю, — сказала Надя.

— Странная ты, — буркнул Юра.

— Уже поздно, — сказала Надя. — Ложись спать. Если хочешь, спи на диване, а я лягу в кровать.

У Юры слипались глаза.

— Завтра я обязательно поколочу твоего бывшего, — сказал он.

— Непременно, Юрочка.

— Он у меня получит!

— Конечно, родной мой.

— Кровью харкаться будет!

— Да, братик.

Юра уснул. На следующее утро он проснулся ни свет ни заря и поскорее уехал домой. Был воскресный день, на улице шел снег. Надя лежала на кровати и ни о чем не думала. К ней зашла соседка из соседнего блока. Она куталась в теплый махровый халат. С отоплением беда, сказала она дрожащей от холода Наде. Холодрыга какая. Электрическую печку, что ли, купить? Не знаю, сказала Надя. У меня под халатом свитер, сказала соседка. Я водки с утра выпила. А ты хочешь водки? Нет, сказала Надя. Почему? — спросила соседка. Не знаю, ответила Надя. Соседка стала ходить по комнате, касаясь руками предметов. Надя следила за ней с кровати, как за бездушным движущимся объектом. Соседка походила немного и ушла. Пришла другая соседка — попросить сахару. Надя от холода натянула одеяло почти на глаза. Соседка порылась в шкафчике, насыпала в стакан сахару и уставилась в окно. Надя хотела спросить, почему она не уходит, но постеснялась. А соседка не знала, почему не уходит. Зачем ей уходить — она тоже не знала. Жизнь в общаге вытравила из нее все желания. В комнату заглянул парень соседки: ты скоро? Соседка пошла на знакомый голос, как послушное животное. Пришла третья соседка. Прошлой ночью она выпивала в пятьсот двадцать пятой комнате и до сих пор не пришла в себя. Она пошаталась немного перед Надиной кроватью, натыкаясь голыми коленями на предметы. Пощипала себя за щеки перед зеркалом, пригладила торчащие в разные стороны волосы. Ей казалось, что с зеркала на нее глядит чужое лицо. Надя наблюдала за облачками пара, которые вырывались у нее изо рта. Соседка нашла на столе учебник, полистала.

— Скучно? — спросила Надя.

Соседка не ответила, да ответ и не требовался. Пришла четвертая соседка. Они с третьей столкнулись на пороге и долго смотрели друг на друга, как на отражения в кривом зеркале, а потом разошлись. Четвертая соседка уселась на диван, среди смятых простыней, где всего пару часов назад спал Надин брат, и закинула ногу на ногу. В руке у нее появилась сигарета. Она закурила.

— Как живешь? — спросила она.

Надя сначала не хотела отвечать, а потом ответила: неплохо. Это хорошо, что неплохо, сказала соседка. Она стряхивала пепел в тарелку, где накануне лежало печенье. Надя хотела возмутиться, но не увидела в этом смысла. Всё равно пепел уже в тарелке. Соседка докурила первую сигарету и извлекла из пачки вторую. Она хотела пожаловаться Наде на бойфренда, который в последнее время не уделяет ей должного внимания, но решила, что Надя какая-то социопатка и ни черта не поймет чувств нормальных людей. Поэтому она скурила три сигареты подряд и ушла. Надя встала и принялась одеваться. Руки не слушались ее, пальцы от холода плохо гнулись. В дверях она встретилась с пятой соседкой. Та стояла на пороге и гладила рукой стену.

— Ты чего? — спросила Надя.

— Не знаю, — сказала соседка. — Давай в шашки поиграем?

— Я не люблю в шашки, — сказала Надя.

— Жалко, — сказала соседка. — А у меня в комнате коньяк есть и половина шоколадки. Хочешь?

— Нет, спасибо, — сказала Надя.

— Куда-то уходишь? — оживилась соседка. — Давай я с тобой?

— Нет, — сказала Надя.

— Ну и ладно, — сказала соседка. — Тогда я пойду.

Но она ушла не сразу, еще немного погладила шершавую стену. Надя заперла дверь и стала спускаться по лестнице. На лестничной площадке между восьмым и седьмым этажом курили. На площадке между пятым и шестым выпивали. Небритый студент хотел угостить Надю пивом, но Надя, задумавшись, не услышала его настойчивого предложения. А небритый студент подумал, что его нарочно не замечают. Его и впрямь старались не замечать, потому что он был назойливый, как муха, и всюду лез со своими замечаниями. На вахте Надя по привычке улыбнулась вахтеру. Вахтер не заметил ее улыбки, потому что смотрел хоккей по маленькому телевизору: Надина улыбка пропала впустую. Под ногами скрипел свежий снег. Деревья стояли белые, в морозных шапках. Автомобили месили колесами бурое тесто дорог. Всюду царило оживление. Надя погуляла по парку, насыпала птичьего корма в кормушку, затем подождала у скамейки, но Меньшов не пришел, потому что как и прежде был мертв. Надя отправилась к публичной библиотеке. Странный молодой человек с фотоаппаратом сидел на бетонной тумбе и что-то разглядывал в видоискатель. На нем была красная шапка с помпончиком. Надя подошла к нему вплотную и дернула за помпончик. Фотограф опустил фотоаппарат. У фотографа было круглое доброе лицо. Надя спросила: это вы пристаете к девушкам с непристойным предложением? Я, смущаясь, ответил фотограф. Щеки его порозовели. Больше спрашивать было не о чем. Через десять минут они сидели в кафе. Фотограф пил горячий шоколад. Надя размешивала в чашечке сахар. Молчание угнетало.