Я с трудом сдержал улыбку. Слишком уж интеллигентно это было сказано.
— Но к моему великому несчастью, — с горечью продолжал Кротов, — в отнятом у меня бумажнике были еще паспорт, военный билет и служебный пропуск. Вы себе представляете, что меня ждет, если документы не будут найдены? Я уже звонил в стол находок, надеясь на благородство преступников. Увы, надежды юношей питают, а я, как видите…
Он нагнул голову. Седых волос на ней было, пожалуй, побольше, чем черных.
— Правда, времени прошло еще слишком мало. Только на это да еще на вашу помощь и остается мне уповать. За тем и пришел к вам. Вы уж меня извините.
Я быстро устал от его манеры чересчур вежливо разговаривать, но, конечно, не подал вида, тем более что его положение было действительно незавидным. Не такими уж приятными мне представлялись и наши собственные перспективы. Подобные грабежи стали у нас редкостью. В нашем районе, например, за последние несколько лет не произошло и десятка уличных ограблений. А это значило, что в данном случае нельзя было использовать один из основных методов, применяемых в уголовном розыске, — метод аналогии, при котором преступник определяется по характерному для него «почерку». Кроме того, очень скудными были сведения, которые смог сообщить мне пострадавший.
Если отбросить всю ту словесную шелуху, которой Николай Александрович Кротов обильно уснащал свою многосложную речь, то его ограбление произошло следующим образом. На Кротова напали трое. Стандартная фраза — «Нет ли закурить?» Удар кулаком в лицо. Железная хватка за шею. Блестящее лезвие ножа у подбородка. И все это в одиннадцать часов вечера, буквально в ста метрах от ярко освещенного кинотеатра. Когда все уже было кончено и грабители один за другим исчезли в густой липовой аллее районного парка, а Кротов пытался осмыслить, что же с ним все-таки произошло, — из кинотеатра с последнего сеанса хлынула толпа зрителей.
— Обычно я прохожу расстояние от работы до дома минут за двадцать. Но на этот раз мне потребовалось больше времени, — сказал Кротов с горькой усмешкой.
Он плохо запомнил преступников, даже тех двоих, которых ему как-то удалось разглядеть. Третьего же, схватившего его сзади за шею, он почти не видел.
Я старательно записывал замеченные им детали и, чтобы помочь ему, стал задавать наводящие вопросы, уточняя необходимые для розыска подробности, на которые, как правило, люди не обращают внимания.
На вопросы Кротов отвечал не сразу, надолго задумывался, прежде чем дать ответ, в сомнении качал головой, смотрел в рассеянности по сторонам.
Я не мог не отметить, что он очень точен и аккуратен не только в ответах, но даже в своей одежде: всего восемь-девять часов прошло со времени нападения на него, а Кротов не забыл перед приходом в милицию надеть отутюженный костюм и ослепительно чистую сорочку.
Почти час я выполнял все необходимые формальности, тщательнейшим образом заполнил протокол, выуживая из пострадавшего инженера всё новые и новые подробности, от которых теперь только и зависел успех предстоявшей нам операции.
В конце концов мои бесконечные вопросы начали его утомлять. Он стал меньше улыбаться, морщился, с неприязнью поглядывал на меня и на лежавшую передо мной толстую пачку бумаги, которую, как ему казалось, я собирался всю исписать его показаниями. Резко увеличились паузы между ответами.
Меня не удивляло его поведение. Я уже хорошо знал этот тип людей, в тяжелую минуту обращающихся за помощью к милиции. Ему хотелось, чтобы я, отбросив ручку и кинув протокол в корзину, нахлобучил на себя еще не просохшие пальто и шляпу и бросился искать его обидчиков и исчезнувшие вместе с ними документы.
Впрочем, Кротова можно было понять. После всех пережитых им волнений, унижений, наконец просто физических страданий ему еще предстояло улаживать кучу неприятностей, связанных с потерей паспорта, военного билета и служебного пропуска.
И все-таки я обязан был соблюдать все необходимые формальности. Таков порядок, и он еще никому не приносил вреда.
После того как был закопчен протокол, заявление Кротова осмотрел судебно-медицинский эксперт, которому он, несмотря на усталость, со своей обычной застенчивой улыбкой уже в шестой раз за утро поведал свою печальную историю: перед этим Кротов успел рассказать ее дежурному по угрозыску, Кунгурцеву, мне, кому-то (он даже не знал кому) из утренних посетителей ну и, само собой разумеется, дома. От многократного повторения у него появились эффектные паузы, почти театральные ударения, гладкие, закругленные обороты речи. Когда же приехал заместитель начальника уголовного розыска города, Кротов рассказал ему про свое ограбление в седьмой раз.
Читать дальше