Дональд Томас - Смерть на коне бледном

В ожидании Холмса мне было решительно нечем заняться. Время я убивал в своей комнате или же в обеденном зале отеля «Дю ля-Пляж». Из двух единственных в городе гостиниц первого класса (этой и «Де л’Осьен») мне рекомендовали именно ее.

Любой читатель «Таймс» наверняка обращал внимание на многочисленные письма, чьи авторы жалуются на ужасающую непунктуальность в паромном сообщении Остенде — Дувр. Справедливости ради стоит отметить: вину за это следует возложить не на сами пароходы, а на бельгийскую железнодорожную систему. Отчаявшиеся получить свою корреспонденцию адресаты в красках расписывают последствия: письма задерживаются, важные деловые сообщения не приходят вовремя. Брокеры из лондонского Сити совершают сделки с опозданием на день или даже два, тогда как в Париже или Франкфурте все происходит своевременно. В результате теряется прибыль, а это всегда вызывает величайшее недовольство.

На следующий день я с некоторым облегчением разглядел в тумане очертания «Графини Фландрии», приставшей к восточному причалу — тому самому, где проходили рельсы. Пароход, по всей видимости, прибыл налегке из Антверпена, где его загрузили углем, и теперь ждет отплытия. Майкрофт уверил нас, что судно обыщут сверху донизу перед тем, как впустить туда даже членов экипажа. Словно в подтверждение его слов, возле парома дежурили двое субъектов в форме бельгийской полиции. Вполне обычная практика для международных рейсов.

Трапы еще не были спущены: они лежали сверху на колесном кожухе. Таким образом, пока судно стоит в порту, никто не сможет подняться на борт или сойти на берег. Члены команды неторопливым шагом шли по причалу к городу, предвкушая, должно быть, несколько приятных часов в барах и кафе в старой части Остенде. Несомненно, капитан и первый помощник первыми вернутся на борт, чтобы присмотреть за работой кочегаров: те должны разжечь огонь в топке и развести пары перед отплытием.

Я разглядывал маячившую в тумане «Графиню Фландрии» из окна обеденной залы гостиницы. Паром казался меньше того, который вчера доставил сюда меня самого, и глубже сидел в воде. Накануне я, имея на то веские причины, постарался как можно больше разузнать об этом корабле. Его водоизмещение составляло пятьсот тонн, длина была чуть более двухсот футов, ширина по мидель-шпангоуту — около тридцати футов (по этому показателю такие пароходы из-за колесных кожухов превосходят современные паромы с гребными винтами). Салон первого класса располагался на корме, а капитанский мостик — ближе к носу. Черные искроуловители венчали две желтые трубы. Судя по всему, нам предстояло плыть по довольно спокойному морю, и «Графиня» прекрасно подходила для такого путешествия.

Мне не верилось, что на этом пароходике может произойти что-то необычное. Наверное, если и следует о чем-то беспокоиться, так только о состоянии некоторых членов команды, которые несколько часов проведут в пивных Остенде. Никто пока не торопился обратно на судно, но я видел, как гостиничный швейцар покатил тележку с чемоданами (среди которых был и мой) на причал, хотя трапы еще не спустили. Подъехали кремово-коричневые фургоны «Мессежьи имперьял», и оттуда под присмотром троих вооруженных охранников начали выгружать почтовые сундуки. Эти же люди будут сопровождать груз и во время путешествия.

Ящик с Плон-Плоновыми «немалыми средствами», как и остальные ценные посылки, перед погрузкой на борт должны непременно взвесить, второй раз эта процедура осуществляется в Дувре. Таким образом служащие проверяют, не претерпел ли груз каких-либо изменений, а паромная компания может доказать свою непричастность в случае, если с содержимым сундуков что-то произошло до или после плавания. Будь я преступником — попытался бы похитить драгоценности именно сейчас. Вещи свалены прямо под открытым небом, а не за стальной решеткой. Совершив преступление, можно преспокойно скрыться — вся Бельгия в твоем распоряжении, не то что маленький кораблик посреди Ла-Манша. Но ограбления не произошло. Как-никак на причале дежурили шесть или восемь вооруженных револьверами служителей закона. Неужели мы все-таки обманулись и никто не замышляет злодеяния на «Графине Фландрии»?

Я собирался еще немного посидеть в обеденной зале и дождаться чая, но тут к моему столику подошел почтальон в форме и с акцентом спросил:

— Доктор Вастсон?

С этими словами он вручил мне конверт. В Англии конверты обычно другого цвета, однако я сразу догадался, что держу в руках телеграмму. Но кому известно, что я остановился в «Дю ля-Пляж»? Только Холмсу. В конверте лежал тонкий листок бумаги с необычайно длинным сообщением: