Роберто Савьяно - Гоморра

Из последних сил она попыталась оттолкнуть его от тела своего парня. Но тому было противно, девушка, как и все «гости» в целом, внушала ему почти что страх.

— Не трогай меня… ты отвратительна… не смей даже приближаться… не трогай меня, или пристрелю!

Он продолжал пинать тело, потом остановился и, не снимая ноги с его груди, опять набрал тот же номер:

— Этот готов. Ах да, платок. Подожди, сейчас посмотрю…

Тип достал из кармана салфетку, смочил ее водой из бутылки и приложил к губам парня. Если бы тот дышал, даже еле-еле, то салфетка бы порвалась, подтвердив, что на земле не труп. Необходимая предосторожность, потому что до тела он и пальцем дотрагиваться не хотел. Перезвонил в последний раз:

— Умер. Надо сделать смесь полегче…

Тип вернулся в машину. Водитель ни на миг не переставал подпрыгивать на сиденье в такт музыке, которую я даже не слышал, несмотря на то, что играла она на полной громкости, судя по его движениям. Через несколько минут рядом уже никого не было. Только лежал на земле парень, и всхлипывала рядом девушка. Плач тоже не слетал с ее губ, как будто героин позволял только одну форму голосового выражения — хрипловатую кантилену. [20] Тягучая, протяжная мелодия.

Я и представить не мог, зачем девушка это сделала, но она сняла штаны от спортивного костюма, встала прямо над трупом и помочилась ему на лицо. Платок прилип к губам и носу. Прошло немного времени, и парень вдруг очнулся, провел рукой по лицу — таким движением стряхивают воду, выходя из моря. Этот Лазарь из Миано, воскресший благодаря бог весть каким веществам, содержащимся в моче, медленно встал на ноги. Если бы я не был настолько потрясен случившимся, то точно бы закричал при виде чуда. Вместо этого я ходил взад и вперед. Я так всегда поступаю, когда чего-то не понимаю и не знаю, что делать. Нервно меряю шагами пространство. Видимо, мое поведение привлекло внимание, и «гости» с криками двинулись ко мне. Они думали, что я был заодно с типом в белом. Они орали: «Ты… ты… ты хотел убить его!»

Наркоманы окружали меня, но я ускорил шаг и смог от них оторваться. Они продолжали преследование, подбирали с земли всякий мусор и швыряли в меня. Я им ничего не сделал. Но если ты не наркоман, то, значит, продавец. Вдруг я увидел грузовик. Каждое утро со складов выезжали десятки таких. Он остановился прямо передо мной, и я услышал, что меня кто-то зовет. Это был Паскуале. Он открыл дверь, и я забрался внутрь. Не ангел-хранитель спас своего подопечного, а одна крыса вытянула другую за хвост из канализационной трубы.

Паскуале бросил на меня строгий взгляд все предвидевшего отца. Одной его усмешки было достаточно, чтобы не тратить попусту время на слова и упреки. Я же разглядывал его руки. Они стали еще более красными, с потрескавшейся кожей, разбитыми костяшками и анемичными ладонями. Нелегко приучить лежать по десять часов на руле грузовика пальцы, привыкшие к шелку и бархату высокой моды. Паскуале о чем-то говорил, но меня преследовали воспоминания о «гостях». Обезьяны. Хотя даже не обезьяны. Подопытные кролики. На них проверяют разбавленный наркотик, который потом будут продавать в половине Европы, и нельзя допустить, чтобы он унес чью-то жизнь. Благодаря подопытным людям-кроликам жители Рима, Неаполя, Абруццо, Базиликаты, Болоньи могут не бояться внезапной смерти, кровотечения из носа и пузырящейся пены на губах. Погибший в Секондильяно «гость» — это лишь очередной безнадежный наркоман, смерть которого никого не заинтересует. Если его поднимут с земли, смоют рвоту и мочу с лица и закопают, то уже хорошо. В другом месте начались бы экспертизы, поиски, предположения о причине смерти. Здесь всё проще: передозировка.

Паскуале колесил на своем грузовике по разветвленной сети автострад в северных районах Неаполя. Сараи, склады, свалки, где можно найти что угодно, негодные, выброшенные за ненадобностью вещи. Здесь нет промышленных конгломератов. Пахнет дымом, но фабрик нет. Дома строятся вдоль дорог, а площади возникают вокруг баров. Хаотичная, мудреная пустыня. Паскуале заметил мою рассеянность и резко затормозил. Потом посмотрел на меня внимательно и сказал: «В Секондильяно все катится к черту. Старушонка прикарманила деньги и слиняла в Испанию. Лучше тебе здесь не появляться, я повсюду чувствую напряжение. Даже асфальт пытается высвободиться и исчезнуть отсюда…»

Я решил, что должен остаться и наблюдать за происходящим в Секондильяно. Чем больше Паскуале говорил мне об опасности, тем отчетливее я понимал, что невозможно удержаться и не попробовать докопаться до сути катастрофы. «Докопаться» означало, по крайней мере, поучаствовать. Выбора нет, и я сомневаюсь, что существовал другой способ постичь суть вещей. Мне никогда не удавалось сохранять нейтралитет и беспристрастную дистанцированность. Старушонка Раффаэле Амато, отвечающий за испанский рынок и стоящий на второй ступени клановой иерархии, прихватил деньги Ди Лауро и бежал в Барселону. Так говорили. На самом деле он не выплатил клану ежемесячный взнос, показав этим свою независимость от тех, кто собирался перевести его на заплату. Официальное начало раскола. Пока что он занимался только Испанией — территорией, которую клан всегда держал в своих руках. В Андалусии — Казалези из Казерты, на островах — Нуволетта из Марано, в Барселоне — «раскольники». Так кто-то начал называть отделяющихся от Ди Лауро соратников. Первые летописцы, заинтересовавшиеся этой темой. Подпольные летописцы. В Секондильяно же их называют «испанцами». В Испании у них свой лидер; помимо точек сбыта, они стали контролировать и перевозки, поскольку Мадрид является одним из основных перевалочных пунктов на пути следования кокаина из Колумбии и Перу. Люди Амаго, проработавшие на него не один год, с помощью гениальной уловки переправили центнеры наркотиков. Для этого они использовали мусоровозы. Сверху мусор, а внизу наркотики. Идеальный способ, позволяющий избежать проверок. Никто не станет ночью останавливать мусоровоз, доверху набитый отбросами, перевозящий заодно и наркотики.